Книга: Прогулки по Петербургу с Виктором Бузиновым. 36 увлекательных путешествий по Северной столице

«По улице Перовской…»

«По улице Перовской…»

Название свое Малая Конюшенная, также как и ее соседка – Большая Конюшенная, получила от расположенного неподалеку на Конюшенной площади Конюшенного двора, построенного в 20-х годах XVIII века архитектором Н. Ф. Гербелем и перестроенного через сто лет архитектором Василием Стасовым. Улица долгое время носила имя Софьи Перовской (с октября 1918 по октябрь 1991 года). А теперь она снова называется Малой Конюшенной. И напрямую связана с историей шведской общины в Петербурге.

Хотелось бы начать со слов шведского историка XIX века Эрика Густава Гейера. Он считал, что, произнося «Россия» и «Швеция», чувствуешь, как эти слова сопротивляются союзу «и» – так мало общего можно найти между нашими странами. Разве только, по выражению того же Гейера: «Туман многолетней вражды».[123]

Действительно, с детства известная нам история борьбы России за выход к Балтийскому морю, воспринималась в Швеции совсем по-другому. Ведь именно благодаря России Швеция потеряла свой статус «великой державы». В конечном счете, это пошло ей на пользу – вот уже почти 300 лет Швеция не воюет, но расставаться с почетным ярлыком всегда болезненно. Это отразилось и на шведском менталитете. Есть такое понятие «русский страх». Россия – это опасный сосед, которому нельзя доверять, от которого лучше держаться подальше.

Вот как описывает основание Петербурга в своей поэме «Аксель» шведский поэт Э. Тегнер:

Вот так. Но, несмотря на все эти психологические препятствия, нет в России города столь тесно связанного со Швецией, как Санкт-Петербург.

Началось это с самого завоевания невских берегов и разрушения шведского города Ниеншанца, стоявшего при впадении реки Охты в Неву. Часть жителей города, наряду с финнами, карелами, русскими составляли шведы. Кто-то из них уехал в Швецию, а кто-то остался и стал петербургским жителем. Кроме того, в городе осела часть пленных шведов. Их использовали для строительства канала и доков на острове Котлин, коллегий на Троицкой площади, других зданий. Положение их было довольно своеобразным – наиболее квалифицированные из них находились «на пароле». Это означало, что они были практически свободными людьми и жили без всякого надзора. С них требовали только «парольное письмо» с обязательством не пытаться бежать. Письмо подписывало несколько вольных иностранцев, то есть пленного как бы брали на поруки. Иногда в присутствии пастора с него брали клятву. Например, с врача Ягана Штаркина была взята клятва: «Что он и русских людей лечить будет верно».[125] Парольные шведы выполняли самые ответственные работы, так некий Ларс Ларкин с товарищами возводил шпиль Петропавловского собора. А после заключения мира Петр I вообще обратился к шведам, призывая их оставаться в России, и гарантировал им свободное вероисповедание и равные права с русскими подданными.

Кроме того, Петр I активно приглашал в Россию иностранных мастеров, среди которых было много шведов, особенно почему-то золотых и серебряных дел мастеров. Некий Генрих Шторх говорил, что нигде иностранцы-ремесленники не живут так хорошо, как в России, поскольку нигде не зарабатывают так легко и так много. «Даже те, кто оказался в Санкт-Петербурге совсем недавно живут в лучших районах города… Два раза в день кофе, один раз чай, во второй половине дня пунш, вино и портер».[126]

Конечно, при такой большой шведской общине (хотя по численности она всегда уступала немецкой и финской) нельзя было обойтись без церкви. Шведы до 1727 года селились, в основном, вокруг Круглого рынка и там же в наемном доме служил пастор. В 1727 году община (тогда это была объединенная шведско-финская община) получила место для возведения церкви на берегу Мойки, но оно оказалось топким, и только через 6 лет началось возведение деревянного храма Св. Анны. Потом шведская и финская общины разделились (кстати, отношения между ними всегда были весьма напряженными), и шведы создали для себя молитвенный дом, на месте которого в 1769 году архитектор Юрий Фельтен построил каменную церковь на 300 человек. Она выходила главным фасадом в Шведский переулок, который, собственно, и получил свое название по шведской церкви. Тогда же шведский приход стал называться приходом Св. Екатерины. Современник писал: «Здесь мы перестаем быть глухонемыми. Здесь развязываются наши языки, а с ушей спадают замки. Здесь на чисто шведском языке мы слышим радостное и хорошо знакомое „Здравствуйте“».[127]

Шведская церковь. Фото 1900-х годов

А нынешнее здание церкви построено в 1865 году по проекту архитектора Карла Андерсона. Часть денег на строительство нового здания пожертвовал император Александр II. Церковь вместительная, и ее романский фасад чем-то напоминает церковь Блазиехольм в Стокгольме, построенную арх. Шебергом. Но какая из церквей построена первой до сих пор не ясно. Рядом с церковью четырехэтажный дом, тоже построенный Андерсоном. Позднее его перестраивал Федор Лидваль, швед по происхождению.

В церкви был орган, при церкви – школа, богадельня. Увы, в 1936 году церковь Cв. Екатерины, как многие храмы, закрыли и переделали под спортзал, потом в ней размещалась спортшкола. В 2002 году здание полностью передано шведской общине. Рядом, кстати, находится шведское консульство.

А еще интересна эта церковь тем, что почти с самого ее основания (с 1733 года) в ней велись церковные книги. Здесь сведения о крещениях, конфирмациях, венчаниях, погребениях. Но есть и очень любопытные записи, ведь пастор следил и за нравственным обликом прихожан. Например: «Мать девочки Марии-Элизабет Линдхольм ведет бродяжнический образ жизни». Или «подмастерье столяра Густав Викстрем перебрал на собственной свадьбе крепких напитков».[128] Из конфирмационных книг можно узнать, что, например, юный Альфред Нобель проявил очень хорошее знание христианской религии и прекрасную грамотность.

В разное время прихожанами церкви были известные художники, артисты, архитекторы, промышленники. Достаточно вспомнить семейство Нобелей или династию придворных ювелиров Болинов, балетмейстера Христиана Иогансона, того же Федора Лидваля. Кстати в этой же церкви зарегистрирован брак Карла-Густава Маннергейма, тогда блестящего петербургского офицера, не подозревавшего ни о «линии Маннергейма», ни о том, что он станет многолетним президентом Финляндии.

И еще одно имя – Эдит Сёдергран. Она родилась и прожила почти всю свою жизнь в Петербурге, окончила знаменитую Петришуле, успела опубликовать 4 сборника стихов и сборник афоризмов, и в 1923 году, 30 лет от роду, умерла в Райволе (Рощине) от наследственного туберкулеза.

Теперь стихи ее издаются и переиздаются, в Швеции создано общество Эдит Сёдергран. Благодаря стараниям этого общества восстановлен памятник на могиле поэтессы в Рощине, а рядом поставлен памятник ее верному другу, коту Тоти. Он не перенес смерти хозяйки и умер сразу же после нее. Фигура кота – одна из местных достопримечательностей.

И закончить наш разговор о шведах в Петербурге мне хочется стихами Эдит Сёдергран:

Не правда ли, после этого союз «и» в сочетании «Россия и Швеция» уже не кажется неестественным?

И – не совсем по теме. Переименование улиц, даже если возвращается историческое название, всегда тема болезненная. Для кого-то улицей детства, дорогих сердцу воспоминаний стала именно улица Софьи Перовской. Поэтому мне хочется привести здесь фрагмент грустного стихотворения Ильи Фонякова:

Оглавление книги