Книга: Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

Музей для двенадцати стульев

Музей для двенадцати стульев

Нескучный дворец (Ленинский проспект, 14) построен в 1756 году.

Первоначально это здание принадлежало знаменитому горнозаводчику П. А. Демидову. В 1839 году усадьбу приобрел сам император Николай. Тогда же ее перестроили – работами руководил модный в то время архитектор Евграф Тюрин. К более или менее простому, хотя и роскошному, строению прибавились Кавалергардский, Фрейлинский, Кухонный корпуса, Летний, Ванный и Охотничий домики, конюшни и манеж, а также здание гауптвахты.

Тут проходили всевозможные торжественные рауты, быть приглашенным на которые мечтали самые солидные из представителей московской знати. Их влекла сюда, конечно же, не роскошь и не щедрый стол, а счастливая возможность таким образом поднять свой статус. Близость к императору ценилась высоко.

В начале прошлого столетия здесь поселилась одна из блистательнейших пар Москвы – великий князь Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Федоровна.

Сергей Александрович – одна из ярчайших фигур в истории Дома Романовых, по противоречиям не уступающая Остерману. Высокий и зеленоглазый красавец-блондин, он любил музыку, литературу, обладал утонченным умом, покровительствовал искусствам, финансировал раскопки на Святой Земле.

Все эти достоинства перечеркнулись событиями, связанными с коронацией Николая II. Сергей Александрович в то время являлся генерал-губернатором Москвы, и знаменитая трагедия Ходынки была приписана его халатности. Сергей Александрович получил прозвище «князь Ходынский» и сделался в народе самым ненавистным членом царского семейства.

В спутницы жизни он избрал очаровательную Эллу (Елизавету), внучку английской королевы Виктории. Та с восторгом сообщала бабушке: «Я так рада, что вы увидите Сергея… и надеюсь, что он произведет на Вас приятное впечатление. Все, кто его знает, любят его и говорят, что у него правдивый и благородный характер».

Когда невеста ехала в Россию, Сергей Александрович в знак своей чистой любви украсил все вагоны ее поезда пышными белыми цветами.

Впрочем, любовь вышла чересчур чистой. В силу своей природы Сергей Александрович отдавал предпочтение не законной супруге, а молодым красавцам-офицерам. Семейный союз получился исключительно товарищеским, к чему Елизавета отнеслась с христианской покорностью. Она не выражала ни малейшего намека на свои семейные проблемы и писала родным о медовом месяце вполне умиротворенные послания. «Сергей и я долго гуляли по полям и собрали много цветов, главным образом васильков… Сергей нашел спрятанное под травой гнездо с четырьмя хорошенькими маленькими птичками. Там повсюду очень много клубники, но она еще не совсем зрелая».

В основном супруги проводили время за беседами, чтением и тихими прогулками по парку. Впрочем, у Сергея Александровича времени было не слишком много – должность губернатора Москвы ко многому обязывала.

Правда, в скором времени они покинули Нескучное – Сергею Александровичу постоянно угрожали – и, ради пущей безопасности, переехали в кремлевский Николаевский дворец. Несмотря на это, Сергея Александровича все-таки убили – в него бросил бомбу Каляев. Да так, что бедного Сергея Александровича просто разнесло на части. Это произошло в Кремле, на Сенатской площади, между Арсеналом и Сенатом.

Взрыв был слышен в Замоскворечье, на Мясницкой, на Сретенке. В самом же Кремле от сотрясения воздуха вылетели стекла. Одной руки великого князя не было видно вообще, а другая лежала где-то около шеи. Голова была отделена от туловища и раздроблена на мелкие кусочки. Великая княгиня Елизавета Федоровна собственноручно собирала останки своего мужа.

Место теракта сразу сделалось сакральным. Один из дореволюционных путеводителей писал о нем: «Никто не пройдет через Кремль без того, чтобы не подойти к маленькой ограде и не сотворить молитвы: „Упокой, Господи, душу раба твоего Сергия“».

И по желанию Елизаветы Федоровны на месте гибели ее супруга в 1908 году возвели шестиметровое распятие с эмалевыми вставками и надписью: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят». Автором был знаменитый Виктор Васнецов. А спустя еще десятилетие, этому кресту довелось поучаствовать в беспрецедентной акции. О ней вспоминал первый комендант Кремля П. Д. Мальков: «Наступило 1 мая 1918 года. Члены ВЦИК, сотрудники ВЦИК и Совнаркома собрались к 9.30 утра в Кремле, перед зданием Судебных установлений.

Вышел Владимир Ильич. Он был весел, шутил, смеялся. Когда я подошел, Ильич приветливо поздоровался со мной, поздравил с праздником, а потом шутливо погрозил пальцем:

– Хорошо, батенька, все хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо, – и указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича».

На это Павел Дмитриевич лишь вздохнул:

– Правильно, Владимир Ильич, не убрал. Не успел, рабочих рук не хватило.

Но Ленина этот ответ нисколько не устроил:

– Ишь ты, нашел причину! Так, говорите, рабочих рук не хватает? Ну, для этого дела рабочие руки найдутся хоть сейчас. Как, товарищи?

Естественно, «товарищи», стоящие рядом с руководителем страны, спорить не стали.

– Видите? – продолжал Ленин. – А вы говорите, рабочих рук нет. Ну-ка, пока есть время до демонстрации, тащите веревки.

Далее – вновь воспоминания Малькова: «Я мигом сбегал в комендатуру и принес веревки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

– А ну, дружно! – задорно скомандовал Владимир Ильич. Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович и другие члены ВЦИК и Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули, – и памятник рухнул на булыжник.

– Долой его с глаз, на свалку! – продолжал распоряжаться Владимир Ильич.

Десятки рук подхватили веревки, и памятник загремел по булыжнику к Тайницкому саду».

Дальнейшая судьба креста была печальной и, увы, обычной для тех лет. Уже 5 мая 1918 года член Всероссийского поместного собора Н. Д. Кузнецов отважно выступил с протестом и, одновременно, с ходатайством – чтобы крест передали либо Чудову монастырю, либо Успенскому собору в Кремле.

К счастью для Кузнецова, и протест, и ходатайство были всего-навсего проигнорированы (впрочем, он впоследствии не избежал репрессий и скончался в ссылке в 1929 году).

А о судьбе креста писал в своих заметках Н. Д. Виноградов – помощник наркома имуществ республики и заодно член комиссии по охране памятников искусства и старины Моссовета: «От Александра II пошел со Всеволжским к быв. пам. Серг. Ал., где убедился, что материал, из которого он сделан, прекрасен, и его необходимо отволочь куда-то в сторону. Решено – во двор между стеной и зданием судебных установлений».

На этом, в общем-то, закончилась история креста. Но сюжет, впоследствии известный и в фольклоре, и в официальной социалистической идеологии как «Ленин и бревно», лишь только начал оформляться. И, вообще говоря, символично, что первым «бревном» Ильича стал памятник русского скульптурного и изобразительного искусства работы знаменитого художника, профессора церковной живописи Виктора Михайловича Васнецова.

* * *

После революции Нескучное стало музеем. Еще 19 мая 1919 года московская коллегия отдела Наркомпроса по делам музеев и охране памятников искусства и старины решила, что в Москве необходимо сделать бытовой музей. А поскольку здание Нескучного дворца было просторным и обладало соответствующими интерьерами, решили разместить в нем вещи, относящиеся ко второй половине восемнадцатого – первой трети девятнадцатого века. И уже в июне сюда прибыли первые экспонаты – восемнадцать стареньких карет и экипажей из Кремля. Но поскольку большинство из поступающих в музей предметов были креслами, шкафами, секретерами, бюро, столами и прочей реквизированной обстановкой, его в конце концов решили так и называть – музеем мебели.

«Наполненный множеством превосходных предметов и устроенный с большим вкусом и знанием дела, музей мебели является одним из лучших московских хранилищ изделий декоративного искусства», – хвастался путеводитель по городу.

Кстати, именно здесь тов. Воробьянинов с тов. Бендером искали гамбсовские стулья. Создатели же этих замечательных героев оставили, пожалуй, самое занятное из описаний этого музея: «Это были комнаты, обставленные павловским ампиром, красным деревом и карельской березой – мебелью строгой, чудесной и воинственной. Два квадратных шкафа, стеклянные дверцы которых были крест-накрест пересечены копьями, стояли против письменного стола. Стол был безбрежен. Сесть за него было все равно, что сесть за Театральную площадь, причем Большой театр с колоннадой и четверкой бронзовых коняг, волокущих Аполлона на премьеру «Красного мака», показался бы на столе чернильным прибором. Так по крайней мере чудилось Лизе, воспитываемой на морковке как некий кролик. По углам стояли кресла с высокими спинками, верхушки которых были загнуты на манер бараньих рогов. Солнце лежало на персиковой обивке кресел…

По левую руку от самого пола шли низенькие полукруглые окна. Сквозь них, под ногами, Лиза увидела огромный белый двухсветный зал с колоннами. В зале тоже стояла мебель и блуждали посетители. Лиза остановилась. Никогда еще она не видела зала у себя под ногами».

Кстати, до недавних пор исследователи считали, что действие романа происходило в доме 21 по Подсосенскому переулку, куда музей перевели в 1927 году. Доказывая этот факт, один из краеведов, Александр Шамаро, апеллировал к третьему персонажу – Лизаньке: «Как вы помните, Лиза Калачева попала в этот музей совершенно случайно: поссорившись и разругавшись с мужем Колей из-за глубоко различных взглядов на вегетарианское питание, она выскочила из особнячка в Сивцевом Вражке с желанием немедля, „назло“ съесть что-нибудь мясное. Таким яством оказался бутерброд с вареной колбасой. Лиза с наслаждением съела бутерброд в подъезде какого-то двухэтажного особняка. Этот особняк и оказался музеем мебели. Согласитесь, с какой стати было идти или ехать ей ради бутерброда с колбасой из района Арбата на Калужскую улицу… в те времена отдаленную окраину города и там, пройдя по Нескучному саду, укрыться на время в подъезде бывшего императорского дворца?»

Странно, что исследователя не смутила абсурдность путешествия с Сивцева Вражка в район Курского вокзала. Впрочем, после недавних публикаций ранних версий этого романа, вопрос снят окончательно. «Двухэтажный» особняк там обозначен как «большой», а в «старгородских главах» чуть ли не цитируется знаменитый ордер, украденный Остапом Бендером у Коробейникова: «Один из 10 стульев, выданный Государственному музею мебели в Москве. Нескучный сад, №11».

Правда, в справочнике «Художественные музеи Москвы» сказано, что за вход в музей взимали 25 копеек, а у несчастной Лизаньки после покупки ставшего хрестоматийным бутерброда их оставалось всего двадцать. И это – лишнее свидетельство того, что правда жизни никогда не соответствует правде искусства.

Впоследствии здесь расположился Президиум Академии наук СССР. И в разделе «музеи» адресно-справочной книги Москвы дворец упоминался несколько иначе: «Музей горного дела им. А. Н. Терпигорова… открыт ежедневно, кроме общих выходных дней, от 9 до 16 часов. Вход бесплатный».

Но, невзирая на бесплатный вход, музейных посетителей тут явно поубавилось.

Зато здесь снова стали проводить торжественные рауты. Правда, выглядели они несколько иначе, нежели при романовском дворе. Тут, к примеру, летом 1945 года, спустя месяц с небольшим после Победы проходило юбилейное мероприятие. Газета «Правда» сообщала: «16 июня 1945 года войдет в историю советской культуры как одна из самых знаменитых и памятных дат. В этот день открылась юбилейная сессия Академии наук СССР, посвященная 220-летию существования академии».

Авторов заметки не смущало некое несовпадение в датировках – 220 лет назад никакой Академии наук СССР в принципе быть не могло. Им предстояли более изящные и смелые кульбиты: «Открытие Лениным советской власти как новой формы государства было характеризовано на происходящей сейчас юбилейной сессии Академии наук СССР как величайшее научное открытие всех эпох. Это открытие позволило за четверть века преобразовать старую, отсталую Россию в великую социалистическую индустриально-колхозную державу, найти путь перестройки современного общества в общество социалистическое на основе советской системы.

С патриотической гордостью юбилейная сессия Академии наук подчеркнула роль корифея науки, гениального мыслителя, величайшего государственного деятеля и полководца Иосифа Виссарионовича Сталина. Если основоположники научного коммунизма Маркс и Энгельс, употребляя выражение Ленина, «научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку, то Ленин и Сталин создали государство, в котором наука стала основой государственного строительства, самая передовая научная теория – учение Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина – служит руководством для всей практической деятельности народа. Величайшие ученые нашей эпохи – Ленин и Сталин своими трудами обогащают на многие, многие годы вперед все развитие общественных наук, все развитие нашего общества».

И так далее. И никаких маскарадов.

* * *

Кстати, скульптуры, украшающие это здание, сделаны были в 1835 году скульптором Иваном Витали. А при советской власти во двор бывшего дворца перетащили водоразборный фонтан с площади Дзержинского, по иронии судьбы созданный тем же Витали в 1834 году.

Таким образом, можно сказать, был восстановлен некий целостный скульптурный ансамбль. Разве что сам господин Витали к этому не стремился.

Оглавление книги