Книга: Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

Памятник Гольцу

Памятник Гольцу

Жилой дом (Ленинский проспект, 22) построен в 1940 году архитектором Г. Гольцем.

Ближе к площади Гагарина – застройка сталинских времен. Выдающихся шедевров здесь, к сожалению, не найти. Дома заурядные, и архитекторы, что называется, второго эшелона. К примеру, творение архитектора Гольца.

Бове вошел в историю Москвы Большим театром, Тон – храмом Христа Спасителя, Щусев – мавзолеем. Архитектор Гольц вошел в историю домом 22 по Ленинскому проспекту.

6 марта 1893 года в подмосковном городке Болшево родился будущий архитектор Георгий Павлович Гольц.

Маленький Георгий был примерным сыном. По достижении соответствующего возраста, его отвезли в Москву и отдали в девятую классическую гимназию. Ее он и окончил.

А в 1913 году Гольц поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества. На отделение живописи. Юноша очень любил рисовать. Однако же родители хотели, чтобы у сына была более вещественная, что ли, профессия. И через год Георгий перешел на отделение архитектуры.

Разумеется, училище окончил с отличием, и юного маэстро отправили на стажировку в далекую Италию. Где он с успехом, а главное, с удовольствием рисовал.

По возвращении в Москву он снова рисовал. Для себя. Однако же и подхалтуривал в театрах. Между делом строил всяческие актуальные сооружения – мосты, шлюзы, насосные станции. Он был примерным архитектором.

Даже этот дом – скорее рисунок, нежели архитектура. Он напоминает театральную декорацию, и в сильный ветер кажется, что его фасад чуть-чуть пошатывается. Говорят, что в гольцевских квартирах не очень-то удобно жить.

Правда, дом отмечен Государственной премией СССР. Кроме того, он вошел в учебники архитектуры. Искусствоведы хвалят Гольца за смелое применение в строительный материал добавок из серого графита и розового сиенита.

В 1946 году Георгий Павлович скончался. Как рядовой, обыкновенный, в общем, архитектор и несостоявшийся художник.

Дом, однако же, относится к элитному фонду московского жилья.

* * *

На противоположной стороне находится еще одно дореволюционное строение – так называемая Медведниковская богадельня, ныне больница №5. Это здание построено в 1900 году московским архитектором Сергеем Иустиновичем Соловьевым и стилизована под древнюю архитектуру Пскова.

Данное учреждение, помимо прочего, славилось довольно редкой для Москвы Козельщанской церковью – обустроенной в честь Козельщанского чуда.

В 1880 году Мария Владимировна Капнист вывихнула ступню. Доктора ничего в этом страшного не обнаружили, наложили бинт и надели особый башмак. Выздоровление, однако же, не наступило. Больше того, почему-то и вторая нога стала кривой.

Дальше – хуже. Мария Владимировна вдруг потеряла чувствительность и в руках, и в ногах. Появились новые вывихи – в плечах и в бедре. Спина сделалась гиперчувствительной – всякое слово, кем-либо произнесенное, острой болью отзывалось в позвоночнике.

В конце концов, семейство Капнистов решило ехать в Москву, на консультацию светил Шарко и Склифосовского. Перед дорогой бедную девицу усадили чистить оклад на фамильной иконе. И Мария Владимировна вдруг почувствовала свои руки и ноги. Сорвала с себя повязки и распорки и забегала.

Шарко и Склифосовский аномалий никаких у девушки не обнаружили. Шарко и вовсе заявил: «Подобного случая я в своей практике не встречал. Если бы отец, мать и доктора, лечившие больную, не были свидетелями-очевидцами, я счел бы это все мистификацией».

В итоге светила объяснили происшедшее обычной истерией и забыли про девицу Капнист. Однако же московская молва сразу разнесла известие о чудотворном образе. Считалось, что эта икона особенно действенна при эпилепсии (в то время ее называли падучей).

Икона, между тем, отправилась обратно, на Полтавщину. Там для нее построили особую часовню, куда страждущие приходили исцеляться. Один из современников писал: «В небольшой часовне образ стоял среди сотни свечных огоньков, зажженных набожным усердием богомольцев… Только среди этих молящихся, видя их лица, их глубокое религиозное чувство, отпечатлевающееся во взоре, в глубоких земных поклонах, в том благоговении, с которым каждый опускает в выставленную кружку малую и крупную лепту своих посильных пожертвований или вешает тут же перед иконою аршин холста близ висящего уже там грошового платочка, – понимаешь вполне все могущество того религиозного чувства, которым руководствуется наш народ, сплачиваясь этим чувством во что-то великое, во что-то такое, перед чем невольно сознаешь все свое бессилие, слабость своей личной веры и своего личного религиозного чувства».

А в скором времени был освящен и полноценный храм. И даже не один.

Но супротив новой власти икона, увы, оказалась бессильна. И в 1923 году в газете «Известия» появилась заметка: «Ликвидация больничных церквей. Ввиду того, что учреждения религиозного культа не могут состоять при государственных учреждениях, отдел управления Моссовета в настоящее время проводит работу по ликвидации всех домовых церквей при больницах. Уже ликвидированы домовые церкви при Медведниковской, 1-й и 2-й Градских больницах и при Школе сестер милосердия на Собачьей площадке. В ближайшее время будет ликвидировано еще свыше 20 подобных церквей».

Больница же сделалась Пятой клинической.

* * *

А в 1909 году рядом с Медведниковской богадельней выстроили еще одно благотворительное учреждение – богадельню для калек и неизлечимо больных имени А. К. Рахманова – по сути, один из первых хосписов Москвы. Сюда определяли бедняков, страдающих параличом, туберкулезом и прочими в те времена неизлечимыми заболеваниями. Один из современников писал: «Особенностью в организации богадельни представляется замена простых сиделок сестрами милосердия, что вызывается необходимостью иметь особенно тщательный уход за призреваемыми, многие из которых будут тяжело больными».

В случае же необходимости к несчастным приглашали докторов из заведения Медведниковского, еще более совершенного в медицинском аспекте. Рацион больных был прост, но щедр – картошка, макароны, сало, яйца, рыба, мясо, масло, хлеб. А на десерт – клюква, изюм, всякие булочки.

Устроители заботились и о досуге призреваемых – имелись граммофон с пластинками, карты, лото, другие игры из породы «тихих». Выписывалась пресса.

Словом, призреваемые на особенную к ним несправедливость судьбы пожаловаться точно не могли.

* * *

А на площади Гагарина – памятник Юрию Гагарину работы скульптора П. Бондаренко. Он был поставлен в 1980 году и сразу поразил воображение обывателей. В первую очередь, своими внешними характеристиками.

Тридцатитрехметровая колонна с тринадцатиметровой фигурой Гагарина в полный рост, выполненная из титана. Рядом – точная копия космического корабля, на котором Гагарин совершил свой полет. На ней надпись: «12 апреля 1961 года советский космический корабль „Восток“ с человеком на борту совершил полет вокруг земного шара. Первый человек, проникший в космос, – гражданин Союза Советских Социалистических Республик Юрий Алексеевич Гагарин». И круглый постамент из черного гранита.

Памятник замышлялся как один из символов Москвы. В частности, сразу же после открытия был выпущен настенный календарь формата А4 на 1981 год с изображением памятника Гагарину и надписью: «20 лет советской космонавтики». Таким вниманием могли похвастаться не многие столичные скульптуры.

В народе монумент сразу стал восприниматься как некий фаллический символ, немало всяческих скабрезностей было сложено по сему поводу.

Академики Александров и Келдыш предлагали перенести памятник на космодром «Байконур» – от скабрезников подальше. Но призыву их, конечно же, никто не внял.

Оглавление книги