Книга: Киев для романтиков

Андреевский спуск

Андреевский спуск

Формирующим фактором и важнейшей составной частью истории города стал киевский ландшафт. В Киеве, расположенном на крутейших, вздыбленных к Днепру холмах, прямая улица – редкость. Подарив горожанину малую свободу от шатаний влево и вправо, киевская улица тут же с лихвой вознаграждает себя, то вздымаясь вверх, то скатываясь вниз. Вот почему Андреевский спуск самый популярный! А горожанам свойственно выбирать не самые короткие, а самые плоские маршруты, не то что туристам. Но Андреевский спуск, кроме всего, еще один из старейших в городе. Для кого-то улица – спуск, это для тех, кто уже был на вершине власти, владений, силы; а для кого-то – подъем, для тех, кто стремился чего-то достичь, овладеть, обогатиться, познакомиться с сильными мира сего.

Смело утверждаю: ни одна из киевских улиц не имеет такого четкого предназначения, как эта, даже Крещатик, который специально, с запретом проезда транспорта, предназначен для прогулок в воскресные и праздничные дни, – Андреевскому спуску не конкурент. Это вызвано тем, что центральная улица нашего города, как ни старались ее преобразить и насытить, вместе с Майданом Незалежности, памятниками, скульптурами и другими разными «финтифлюшками», не получилась местом массовых прогулок и проведения экскурсий. Только какой-нибудь заезжий рок-концерт может собрать толпы молодежи. Сразу оговорюсь, что политические события, в которых я всегда принимал активное участие, – особый случай.

Дело в том, что, став местом встреч художников, творческих людей, а то и просто интеллигенции, Андреевский спуск притягивал киевлян и гостей города своими многочисленными лавочками и просто распродажами различных предметов искусства и коллекционирования. Вот и потянулись сюда люди, чтобы приобрести какие-нибудь сувениры, а то и просто поглазеть, публично заявить о своей «культурности», чтобы потом в кругу домочадцев восторженно поведать об увиденном. Это явление особенно усилилось после подорожания билетов на культурные мероприятия. «Жлобошара» – это частое достижение социальных революций, и сейчас она повсеместно проникает в «высшее общество»!

Мать Тереза любила людей, потому что никогда не торговала на Андреевском спуске.

Наблюдая толпы зевак, группы экскурсантов, небольшие стайки иностранцев, считанных доброхотов, специально спешащих что-то поиметь, заказать картину или другое произведение искусства, можно смело говорить об Андреевском спуске, как о «киевском Монмартре». Побывав не раз в указанном месте в Париже, смело заявляю, что этому прославленному району далеко до нашего Андреевского. Его слава, в отличие от киевского, – в прошлом! Скорее всего, имено из Франции пошла традиция приобрести что-либо на память о пребывании там, даже распространенное слово «сувенир» к нам пришло из французского языка – «напоминание», «воспоминание об увиденном». Поэтому, когда начинаешь прогулку по этой живописной, а иначе улицу не назовешь, то протискиваешься, словно корабль среди льдин, между толпами продавцов этой сувенирной продукцией.

Это искусствоведческое предназначение, невозможное в советском обществе, проявилось 25 лет тому назад, с первыми проявлениями демократии. Поэтому и становится толпа многочисленнее, особенно во время больших празднеств, народных гуляний и при хорошей погоде. Вот почему утверждаю, что улица связана не только с возникновением Киева, но и с получением Украиной государственности. Раз в году – это центр города, место, где проходит празднование Дня Киева, в последнюю субботу и воскресенье мая. В эти дни проходят основные концерты, шествия, маскарады, одно время даже президенты, соответственно и правительство, когда играли в демократию, проходили по Андреевскому спуску. Празднует весь город, да что там – вся страна, потому что отовсюду приезжают художники, народные умельцы, те, кто производят сувенирную продукцию и всякие безделушки, заранее с утра в пятницу занимают места, надеются на какую-нибудь прибыль. Но вкусы потребителя растут, а возможности покупателя падают, да и сколько можно покупать эти примитивные изделия из дерева или глины. Поэтому когда все разъезжаются по своим городам и весям, Андреевский спуск остается тем же местом, где после уборки мусора остаются все те же постоянные торговцы, кучкуясь в основном у церкви Св. Андрея. Но празднество раз в году, а в остальное время, невзирая на погоду, по ней ходят группы туристов, влюбленные парочки или доброжелательные, интеллигентные жители показывают «самую киевскую улицу» своим любознательным гостям.

Будни Андреевского спуска.

Фото 2010 г.

Андреевский спуск более всего любят люди искусства, и не потому что здесь расположены их мастерские, и не из-за того, что можно выгодно продать свою продукцию. В первую очередь, эта извилистая улица вдохновляет их на творчество, придает им стимул создавать прекрасное. И эта особенность сложилась давно, поэтому здесь много музеев, выставок, художественных и антикварных салонов, лавок, концертных площадок, театр, и еще… много всего, что душа интеллигента пожелает. А для широкой публики здесь расположены уютные кофейни, пивные бары. А во времена, слава Богу, ушедшей, яростной борьбы партийной номенклатуры с потреблением алкоголя в укромном уголочке с простой, незатейливой надписью «Під липою» можно было выпить заветные сто грамм водочки да закусить бутербродиком с салом и чесноком. Потом это запивали стаканом томатного сока. А сколько можно съесть чеснока? Поэтому и покупали этот «набор» в ограниченном количестве. Ах, что это я об этом и об этом, но иначе нельзя, а то какая прогулка по Андреевскому спуску без чарочки. Уверен, что бороться с пьянством, ограничивая доступ к водке, – это то же самое, что бороться с поносом, ограничивая доступ к сортиру.

Итак, Андреевский спуск – одна из старейших улиц в городе. Поэтому позволь, читатель, больше остановиться на истории этой местности, рассказать об ее истоках, самом начале, там, где стоит Андреевская церковь, где апостол Андрей провозгласил святость нашего города, всей Руси. Действительно, уже достаточно шуток, пора перейти к серьезному разговору о столь важных, по сей день не решенных спорах о происхождении Руси или о путешествии апостола Андрея в страну скифов. Он назван Первозванным, потому что был первым призван провозгласить святость Иисуса. Когда Андрей добрался в своем путешествии на север Скифии, то спросил у местных жителей, желавших стать христианами: «А чем вы укрепляете свою веру в Господа? Где ваша самоотдача? Почему я не вижу самобичевания или иных подвигов по покорению плоти?» Местные жители, желая показать свою преданность новой вере, повели его в баню, где он увидел голых людей, которые обливались кипятком, при этом хлестали по телу прутьями. Это зрелище привело апостола в трепет, не веря своим глазам, святой Андрей подошел, чтобы убедиться, правильно ли все он понял и хорошо ли разглядел. Тут и его окатили горячей водой. Он в ужасе побежал, громко крича: «Россика!», так в то время называли воду. Так некоторые объясняют происхождения названия нашей страны. Святой апостол Андрей впоследствии пояснял, что люди, живущие у края Земли, – украинцы, – мужественные и стойкие, при этом не жалеют себя во славу Господа. С этим рассказом можно познакомиться в апокрифе об Андрее Первозванном, который получил распространение на Руси. Этим сообщением и воспользовался летописец – преподобный Нестор, рассказывая о посещении апостолом Киева перед тем, как он направился в Рим, где был его брат апостол Петр. С этого события я начал книгу, так как воспоминание об этом всегда в памяти народной, особое значение этого пророчества во все времена поддерживало высокий дух всех людей, что жили здесь, пронизывало их жизнь своим сокровенным смыслом. Киевляне навсегда прониклись своим важным предназначением.

Мне, родившемуся в этом городе, хочется рассказывать об Андреевском спуске, как душа прикажет. Я-то знаю, что эта улица давно известна во всех уголках земного шара. Кто хоть раз побывал в Киеве и прошел по ней, никогда ее не забудет, даже неважно, стоит ли на видном месте или валяется в ящике стола, который никогда не открывается, какая-нибудь вещица, купленная на этом месте. Именно на Андреевском спуске ощущаешь какую-то особенную неповторимую ауру, нужно лишь желание ее почувствовать. И в этом поможет Киев, потому что каждая его улица – мелодия или музыкальная фраза, а сам город – инструмент, который соединяет их в величественную симфонию!

Извилисто протекая среди летописных гор, Андреевский спуск создает для всякого, даже потаенного уголочка какой-то особенный настрой, позволяет и дает возможность при каждом посещении ощущать праздник. Поэтому появляется возможность вслед за Хемингуэем воскликнуть, чуть-чуть его перефразируя: «Киев – праздник, который всегда с тобой!» Возле Андреевской церкви особенно понимаешь значение слова «пребывание», потому что корень и суть этого слова в «бывании», бытии.

С Киевских гор можно не только предсказывать, они к этому привычны, но и полететь, потому что, взойдя на них, чувствуешь «магию места», сокровенность древнего города. Но даже если ваши чувства притупились от житейской суеты и постылого окружения и не раскроются для романтического восприятия, то воспользуйтесь фотоаппаратом или кинокамерой и фотографируйте великолепные пейзажи, которые открываются перед вами. Да и красивых людей! А их в Киеве больше, чем где-либо!

Андреевская церковь.

Фотооткрытка 1910-х годов

Это лирическое настроение навеяно Андреевской церковью, самой изящной из киевских храмов, особенно если смотреть на нее снизу, со стороны Подола. А кто на возлюбленных смотрит свысока? Снизу особенно ощущаешь всю ее архитектурно-художественную законченность. Традиционно считают, что эта прелестная красавица построена на том месте, где святой Андрей с пророческими словами водрузил крест и где была в ХІ в. Крестовоздвиженская церковь. Именно тут в 1744 г. императрица Елизавета І выказала желание построить новую. Проект, предложенный И. Шеделем, был отклонен, поэтому было взято за основу предложение В. Растрелли соорудить церковь в стиле барокко. Однокупольный храм в плане имеет форму креста с четырьмя декоративными главками, которые играют роль своеобразных контрфорсов. Вся масса церкви, построенной на склоне непрочной горы, опирается на двухэтажное здание-стилобат, являющееся ее фундаментом, с восемью комнатами на каждом этаже. Высота церкви – 60 м, без стилобата – 40 м, в плане 30?23 м. Экскурсанты часто любят спрашивать: сколько золота потрачено на купола? Поэтому сразу отвечаю: 1590 книжек и 20 листов золота. Все внутреннее оформление выполнено в стиле рококо, разработанное также Растрелли. Оно соблюдалось и тщательно выполнялась по формам украинскими резчиками по дереву М. Чвиткой, Я. Шевлицким и другими. Иконостас церкви украшен резным позолоченным орнаментом, скульптурой и живописью, исполненными до 1761 г. Алексеем Антроповым и Иван Вишняковым. Кисти первого принадлежат «Сошествие Святого Духа на Апостолов» и «Нагорная проповедь Христа», что украшают кафедру. «Тайная вечеря», просматриваемая в алтарной части, из-за высокого художественного уровня выполнения работы приписывалась… Леонардо да Винчи, о чем с восторгом сообщали старые путеводители. Но это была работа все того же Антропова. А вот живопись в алтарной части иконостаса создана И. Роменским и И. Чайковским. Рассмотрим и другие работы, выполненные с не меньшим мастерством и раскрывающие перед нами страницы нашей давней истории. Одна из них «Выбор веры князем Владимиром» неизвестного художника. На ней отражено важное событие более чем тысячелетней давности, о котором я уже говорил на Старокиевской горе. Автор другой картины, висящей в соборе, «Проповедь Апостола Андрея скифам», написанной в 1847 г., известен. Это Платон Борисполец, кстати, большой друг Т. Шевченко. Церковь, несмотря на изящество и кажущуюся легкость, стоит на очень ненадежном месте, склонном к просадке грунта и сдвигам, что создает опасность для проведения массовых мероприятий и концертов. Она в постоянном ремонте. Фундаментальная реставрация была проведена в 1979 г., когда, на основании найденных в венском музее «Альбертина» чертежей, храму возвращены его первоначальный вид, позолота и декор. Кое-что не было сделано к освящению церкви 1767 г., Екатерина ІІ не выделила средств на ее завершение, и не всё из запланированного Растрелли было выполнено. Это наверстали современные реставраторы буквально на наших глазах.

В Андреевском храме в 1916 г. крестили моего отца, поэтому он прожил красивую, яркую жизнь и недавно ему испонилось 99 лет. Там же в послереволюционное время вплоть до запрета проводились службы Украинской автокефальной церкви, а в 1942 г. церковь была даже кафедральным собором. Это конфессиональное предназначение возобновлено и в наши дни. Оккупационная нацистская власть запрещала принимать сан, святить новых священников, поэтому тайно в том же году в теплой нижней церкви произошло «рукоположение» в епископы племянника С. Петлюры – Мстислава, позднее ставшего первым патриархом УАПЦ. Об этом событии сообщает памятная доска. В этом помещении располагается семинария УПЦ КП. В комнате, перестроенной из подземной церкви, находится захоронение одного из благодетелей Киева и его храмов – А. Н. Муравьева. Даже сегодня, открывая его книги, чувствуешь, как сердце переполняется христианской любовью к людям и почитанием христианских святынь. Имея на Андреевском спуске свою усадьбу, Андрей Николаевич много сделал для благоустройства улицы. Досужие журналисты любят подчеркивать, что благодаря непреклонной позиции Муравьева с этой улицы убрали дома терпимости и изгнали жриц любви.

Вокруг Андреевской церкви балюстрада, с которой смотрели вдаль, восхищаясь прекрасными видами, именитые гости Киева: В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь, М. П. Погодин, М. А. Максимович и многие другие. Михаилу Александровичу это святое место настолько понравилось, что он решил остаться в нашем городе, став первым ректором университета Св. Владимира. В своих письмах М. Погодину он рассказывает об одном случае, происшедшем на балюстраде: «Вместе с Гоголем мне удалось, только на другой день приезда, побывать у Андрея Первозванного. Там я оставил его на северо-западном углу балкона, отлучась по делам. А когда вернулся я, нашел его возлежащим на том самом месте. Я помню, что из представляющейся оттуда обширной панорамы Киева – тебе, и Тургеневу, Александру Ивановичу (проезжающему через Киев в январе 1835 г.), и другим, с которыми я бывал там, всего более нравился вид на Подол и Днепр. Но Жуковский (в октябре 1837 г.) пристальнее всего вглядывался в ту сторону, где Вышгород, град Ольгин, и срисовал себе тот вид; а Гоголю особенно полюбился вид на Кожемяцкое удолье и Кудрявец. Когда же мы снова обходили с ним вокруг той красоты, любуясь ненаглядной красотой киевских видов, стояла неподвижно малороссийская молодица, в белой свите и намитке, опершись на балкон и глазея на Днепр и Заднепровье. «Чего ты глядишь там, голубко?» – мы спросили. «Бо гарно дивиться!» – отвечала она, не переменяя своего положения; и Гоголь был очень доволен этим выражением эстетического чувства в нашей землячке». С 1961 г. в Андреевской церкви служба прекратилась, с 1958-го – это филиал заповедника «Софийский музей». Много лет директором Андреевской церкви работала обаятельная Жанна Григорьевна Литвинчук, живо рассказывающая о ней на экскурсиях и в книгах.

Cкульптура героев фильма «За двумя зайцами» – Свирида Петровича Голохвастова и Прони Прокоповны.

1999 г.

Ко входу в храм с боку улицы ведет крутая чугунная лестница. У многих в памяти остался главный герой фильма «За двумя зайцами» С. П. Голохвастов в великолепном исполнении Олега Борисова. Эта роль принесла ему всенародное признание. Поэтому он покинул Киев, где играл ведущие роли в театре им. Леси Украинки, и переехал в Москву. В финальной сцене фильма по пьесе М. Старицкого незадачливого жениха Свирида Голохвастова спускают с лестницы. Тут внизу и была поставлена городская скульптура со знакомыми персонажами. Так как Андреевскую церковь всегда любили, то появление этой бронзовой парочки – Голохвастова на коленях, делающего предложение Проне Прокоповне, стало привычным местом фотографирования пародирующей их молодежи, для которых эти фигуры полны «амурных предположений». Незамужняя должна потереть изображение жука ниже спины незадачливого жениха, а если есть партнер, то достаточно подержать за руку Проню. Для кавалеров – подержаться за колечко на ее правой руке.

К сожалению, вынужден констатировать, что Андреевский спуск – это место, где, не выезжая в Брюссель, можно всюду увидеть «писающих мальчиков». Нет, не потому что такие бесшабашные: много пива – туалетов нет!

На Андреевском спуске мужчина спрашивает:

– Где здесь туалет?

– А вам зачем?

Как подарок читателям расскажу о спрятанной аллее Влюбленных. Если свернуть с Андреевского спуска в нужном месте, то можно попасть на очень интересную аллею. Что здесь действительно удивляет, так это небольшое количество людей. А все из-за того, что попасть сюда можно, лишь зайдя во двор, через дом, по адресу Андреевский спуск, 28-а или по лестнице, которая находится между Историческим музеем и началом Пейзажной аллеи. Это только на руку романтикам, которые хотят уединиться. Красивая и уютная аллея просто создана для прогулок влюбленных, а прекрасный вид на киевские холмы не оставит никого равнодушным к этому месту. Если же вы придете сюда ближе к вечеру, то сможете провести время в свете красивых ажурных фонарей. А расположение аллеи позволит вам вернуться на Андреевский спуск или же по деревянной лестнице подняться на Пейзажную аллею. Собрав все достоинства воедино, можно предположить, что это одно из самых романтичных мест Киева.

Под самой церковью сквер, разбитый в конце ХІХ в., где на деньги киевского промышленника Кокорева построили беседку с ажурной металлической решеткой. Именно в этом скверике нужно немножко посидеть, отдохнуть, набраться сил, чтобы послушать рассказ, так как дальше, как писали в старых газетах, будет «еще интереснее». Оттуда хорошо просматривается большой пятиэтажный дом, который из-за своих объемных куполов и обилия псевдорусского декора получил название «Терем-теремок». Жители дома с пеной у рта доказывали, что автор его не кто иной, как Васнецов. Им мало кто верил, зная, что здание построено по проекту М. Вишневского. В этом доме проживал и покончил с собой известный писатель Г. Тютюнник, о чем можно узнать, прочитав надпись на памятной доске.

Лишь в Музее одной улицы, где экспозиция рассказывает обо всех жителях Андреевского спуска и куда нужно обязательно наведаться, можно услышать и о других жителях этого дома, похожего на пряник. Так выяснилось, что в этом доме жили выдающиеся лингвисты – украинец Павел Житецкий и сириец Тауфик Кезма, который любил работать во флигеле с деревянным верхом. В начале ХХ в. как христианин (в Сирии немало таких) Кезма приехал в Киев для обучения в Киевской духовной академии. Оставшись навсегда жить тут, приняв подданство Российской империи, сириец стал помощником проректора Киевского университета. В советское время за то, что он был старостой Андреевской церкви, его освобождают от профессорской должности. Это нанесло большой ущерб лингвистике, так как Кезма был крупным ученым, прекрасным знатоком восточных языков. В соседнем доме № 21 писал фундаментальные научные исследования, в основном о Киево-Печерской лавре, протоиерей Ф. И. Титов.

Уже в сквере обращают внимание на скульптуру апостола Андрея, указывающего рукой на Киевские горы. Это восстановленная работа выдающегося скульптора Ивана Кавалеридзе, мастерская-музей которого находится в доме № 21.

Последние десятилетия советской власти молодые духом киевляне любили посещать дом № 15. Он будил их воображение своими формами традиционного средневекового замка с башнями, галереями, бойницами, конюшнями. С верхних площадок «замка» открываются великолепные виды на Заднепровье. В то «невыездное» время подобные строения эпохи рыцарей можно было увидеть только на картинках или в кино, но чтобы «полазить», возбудить романтическое настроение, существовал только этот – на Андреевском спуске. Виктор Некрасов назвал этот дом «Замок Ричарда Львиное Сердце». В свое время парочки и группы ночных гуляк, часто разогретые вином, любили бродить по романтическому дворику, взбираться на стилизованную лестницу к неудовольствию жильцов, имеющих полное право на отдых. Теперь этот дом давно отселен, третье десятилетие ведется непонятная «реставрация», ставшая легендой: кто хозяин, кому это нужно и когда закончится? С открытием границ наши соотечественники, путешествуя по всей Европе, получили возможность наслаждаться настоящими средневековыми твердынями, особенно на берегах Луары. Тем более в окрестностях Киева появилось немало более высоких непреступных замков с решетками на окнах и мощными каменными стенами. Создается впечатление, что их обитателям привычно смотреть на небо в крупную клетку, находясь за высоким забором. Истинная история этого доходного дома на Андреевском спуске банальна и скучна, но его необычный вид привлек художников, которые устроили в нем мастерские. Среди них можно назвать племянника Т. Шевченко, живописца Фотия Красицкого, искусного акварелиста Григория Дядченко, популярного скульптора Федора Балавенского, художника Ивана Макушенко. В «замке» проникался средневековыми событиями вдумчивый историк Степан Голубев. Его фундаментальное исследование о св. Петре (Могиле) считается основополагающим и непревзойденным трудом о Киеве начала XVII в. На гору Уздыхальницу, где находится этот дом, ведет стилизованная лестница. По существующему преданию, с Уздыхальницы на знаменитую Замковую был перекинут мост, который в тяжелые, ответственные моменты поднимался или сжигался.

Замковая гора имеет несколько названий, на каждом из которых остановимся подробнее. Так, Киселевка получила свое название от воеводы Адама Киселя, который имел резиденцию в Киевском замке и в неблагодарной людской памяти, к сожалению, остался лишь в названии горы. Фроловской гора стала из-за нахождения у подножия старинного женского монастыря Фрола и Савла. О нем позже. Существует мнение, что это летописная Хоревица и название горе досталось от улицы Хоривой. Распространенное наименование горы – Замковая, от бывшего здесь до конца ХVІІ в. Литовского замка. Но археологические раскопки свидетельствуют, что поселения были здесь еще до V в. На Киевских горах найдены следы трипольской культуры конца III тыс. до н. э.

Существует предположение, что до того, как легендарный князь Кий построил на Старокиевской горе свой городок-крепость, положивший начало городу Киеву, его резиденция его была на Замковой горе. В IХ – Х вв. тут было укрепление. Давнее название горы не дошло до наших дней, поэтому условно ее называют Киевица. Можно подняться по лестнице возле дома № 22-б и побродить по горе, где со времен сожжения замка практически ничего не строили. Давайте, романтики, призовем немного воображения и окунемся в бурный XIV в., когда начали возводить первые башни. Киев тогда входил в состав Литовского княжества. Замок в 1482 г. был взят и сожжен ханом Менгли-Гиреем, а живший там воевода Иван Ходкевич уведен в плен, где и скончался. Новый замок был вскоре построен на месте старого «добродеревцями з верху» – жителями Киевского Полесья, слывшими хорошими плотниками. Замок занимал всю вершину горы Киселевки, его стены были срублены из прочного дерева и укреплены столбами. Разделялся он на 133 участка, или «городни». Каждая волость или отдельное лицо, строящее городню, имело право к ее внутренней стороне пристроить постройку для хранения своих пожитков и для собственного проживания во время осады. Над стенами возвышались 15 боевых четырехъярусных шестиугольных башен. Они имели три этажа и на каждом бойницы. В двух башнях находились въездные ворота, северные против Щековицы назывались Воеводина брама, а противоположные, главные ворота – Драбская брама. Драбантами (от нем. Trabant) называли охранников вельмож. Площадка перед этими воротами имела лобное место, где «карали на горло» – так называли усекновение головы. На одной из башен помещались большие часы, которыми гордились горожане. Для наблюдения за ними и для починки было назначено довольно большое жалованье – 15 коп грошей и 5 локтей французского сукна. Его получал один из замковых пушкарей, умеющий обращаться с механизмом. Во внутреннем дворе замка теснились многочисленные постройки: здесь был дом воеводы, ротмистра, командовавшего гарнизоном, 30 казарм, «шпихлер», где хранили порох, ядра, пули, свинец… Главное место занимала «шопа» – место хранения крепостной артиллерии, состоявшей (1545 г.) из 17 пушек и 100 гаковниц. В замке было три церкви, в том числе Св. Николая, и католическая часовня. Особо знатные лица могли иметь свое жилище.

Попытки Москвы взять власть над Киевом начались давным-давно. Особенно запомнился «заговор князей» 1481 г. Его организаторами были внуки киевского князя Владимира Ольгердовича Михаил Олелькович и Федор Иванович Бельский, а также его правнук Иван Юрьевич Ольшанский. Их заговор раскрыт не без помощи киевского воеводы Ивана Ходкевича. Нужно понимать, что в данном случае это был не бунт киевлян, а борьба за передел власти между Гедиминовичами. Бельскому удалось бежать в Москву, а князьям Михаилу и Ивану отрубили голову. «Вина их Богу единому сведуща», – сдержанно, но с проявлением симпатии к заговорщикам, сообщает летописец. И сейчас на Замковой горе можно увидеть крест на том месте, где стояла плаха, на которой их «карали на горло». Это резонансное на то время событие как-то в последнее столетие не вспоминают. И не потому, что незначительное, наоборот, архиважное – не так часто Гедиминовичам отрубали голову. Причины этой попытки взять власть настолько таинственные, что даже М. Грушевский теряется в догадках. Он предполагает, что князья задумали убить Казимира, когда он со своими сыновьями поедет на охоту, но это было своевременно раскрыто. Кое-что находим у В. Антоновича: «Князь Федор Бельский, празднуя свою свадьбу, пригласил на празднество Казимира; здесь во время пира заговорщики должны были овладеть его особою. Случайно, за несколько дней до осуществления, заговор был открыт, слуги Бельского арестованы и под пыткою дали показания, компрометировавшие князей. Узнав об аресте своих слуг, князь Федор Бельский вскочил ночью с постели и полуодетый бросился на коня и ускакал за московский рубеж. Менее счастливы были другие заговорщики: князь Гольшанский и Михаил Олелькович были арестованы и заключены в темницу в киевском замке; над ними произведен суд, вероятно в глубокой тайне, потому что ни одного документа, относящегося к процессу, не сохранилось ни в подлиннике, ни в копии. По приговору суда, утвержденного великим князем, оба подсудимых были приговорены к смертной казни, которая и приведена была в исполнение. В Киеве, на лобном месте, перед воротами киевского литовского замка, 30 августа 1482 года киевляне увидели обезглавленный труп одного из представителей излюбленного ими княжеского рода, которого они призывали, как своего отчича, на княжеский стол своей земли». У трех «князей-заговорщиков», скорее всего, не было никаких планов убийства правителя, а просто произошло кардинальное пресечение литовским князем Казимиром Ягеллончиком попытки привести Киев в состав Московского государства. Ведь через три года Литва отреклась и от своего верного союзника – Великого княжества Тверского, в 1485 г. присоединенного к Москве. Так, на людской крови формировалось Московское княжество.

Стоящий на краю горы крест поставили два десятилетия тому на месте, где рубили головы. В том числе и упомянутых князей. И немало пролито там крови! Об этом рассказывает пьеса Ивана Кочерги «Свiччине весілля». Неподалеку от «лобного места» поставили свое святилище неоязычники, вокруг которого они, а среди них много девушек, проводят свои мистерии, не без эротического насыщения. Все девушки по своей природе – ангелы, но когда им обламывают крылья, то им приходится летать на метле…

На Андреевском спуске у меня часто просят рассказать про какую-нибудь жуткую историю, связанную с Замковой горой. Мне нравится рассказывать следующее: «Однажды двое влюбленных взобрались на самую вершину, и больше их никто не видел». – «И что с ними случилось?!» – «Они спустились… с другой стороны».

Когда купцы проезжали по нашему крутому спуску, то с них брали мыто (налог), а мерой был воз. Поэтому старались его нагрузить с верхом. Если он ломался, когда ехал, или с него что-то падало, то замковые слуги это брали в собственность города. Об этом пишет в путевых заметках Матфей Меховский (нач. XVI в.). Отсюда пошла пословица «Что с воза упало – то пропало». Даже сегодня, когда пожелаешь подняться пешком с Подола, где в средневековье бурлила жизнь и был торговый центр края, то усталость настигнет вас раньше, чем вы доберетесь до Андреевской церкви. Но поток людей, особенно на праздники, снизу не намного меньше, чем сверху.

Наибольший расцвет замка был во времена правления киевского воеводы Константина Острожского. За верность вере предков его в народе называли Ревнителем Православия. Он в Киеве и своем родном Остроге собирал вокруг себя деятелей культуры и науки Украины. У этого богатого вельможи, которому по влиянию и зажиточности уступал сам король Польши, были очень хорошие отношения с соседней православной Москвой. Как-то в 1602 г. к нему на прием напросился московский дворянин, который назвался царевичем Дмитрием, но седой воевода не счел нужным поддержать его устремления на царский трон. Поэтому, когда в 1604 г. с помощью запорожских казаков начался поход на Москву, то отряд царевича-претендента обошел Киев стороной. Хотя немало его обитателей присоединилось к Дмитрию, которого российская историография упорно считала Лжедмитрием.

Разговор в постели:

– Ты Дмитрий?

– Нет, я – Лжедмитрий.

С 1641 г. замком владел Адам Кисель. Он, являясь православным, старался уравнять права украинцев с католиками, что, к сожалению, ему не удалось. Нам постоянно говорили, что замок, несмотря на защиту оставшегося верным королю воеводы Киселя, был сожжен в 1651 г. казаками Богдана Хмельницкого. По свидетельству главного специалиста по Замковой горе Сергея Климовского, замок простоял еще несколько десятилетий, но так как он потерял свое стратегическое значение, то в конце концов обезлюдел. А его деревянные конструкции сгнили или были растащены. Сооружение сохранилось лишь на рисунках, которые можно увидеть в музеях, а гора опустела, там разбили огороды и баштаны. С 1816 г. тут было кладбище для жителей Подола, Гончаров и Кожемяк. Через полстолетия гору отдали Флоровскому монастырю, который соорудил церковь и окружил свою территорию каменной стеной. Здесь хоронили насельниц обители. А гора получила новое название – Флоровская.

У меня давно создалось впечатление, что Старокиевская гора не исчерпала до конца свой дарованный историей статус, потому что сначала разрушения Батыя и потом запустение… Впоследствии административное правление перешло на Замковую гору, в Литовский замок, где проводились робкие попытки взять власть, обрести силу, но… Киев перестал быть «матерью городов», и был скорее торжищем, факторией, чем центром абсолютной власти. Поэтому новое особое значение приобретает Замковая гора с крутыми склонами и окружающими ее узкими оврагами, по которым не было возможности подкатить стенобитные устройства. И ничего, что замок был деревянным, а не каменным, он и так был неприступным, да и кто затащит тяжелый строительный материал на его отвесные склоны.

У литовских феодалов были иные интересы и задачи. Во-первых, они не испытали влияния культуры Византии и не особенно пытались духовно подавить русичей. К тому же, более ощущая потребность в землях и подданных, они старались их оградить от внешних грабителей и налетчиков, повсеместно воздвигая замки и крепости. И по сей день нас удивляют твердыни, поставленные литовцами Кариатовичами в Мукачеве и Каменце-Подольском. Крепостное укрепление на Замковой горе, простоявшее почти три столетия и не выполнявшее угнетающую и подавляющую функцию, было всего лишь резиденцией наместника, следившего за порядком в подведомственном ему крае и оберегавшего его жителей. Уже тогда сложилось гармоничное единение литовцев и киевских русов, о котором старались не упоминать ни российские, ни советские историки. Хотя, если вспомнить, что в ХVI в. при князьях Олельковичах и при Константине Острожском были попытки усилить власть феодалов, сделать ее независимой. Ранее Олельковичи за это поплатились головами. А вот Острожский… да кто мог ему перечить, если киевский воевода был самым богатым и влиятельным в стране. Еще один пример отсутствия особого властного значения Литовского замка – киевляне не пустили воеводу Гаштольда, поставленного Великим князем Литовским Казимиром в 1470 г. Но, тем не менее, гора не получила имени ни польского феодала, ни литовского воеводы, ни даже «ревнителя православия» Острожского, а почему-то остался в памяти народа Адам Кисель. Именно тот, которого не любил Корнейчук, уважал Сенкевич и чтил Кулиш. Волынский владелец имений долгое время был киевским воеводой и старался оставить Киев под польской короной.

Замок – это не только укрепление, это прежде всего возможность отпереть его, проникнув в город, овладеть его душой, то есть его обитателями. Поэтому замок должен возвышаться над строениями не обязательно физически, а скорее духовно – над людьми, их представлениями, жизнью, бытом. Так, например, в романе Ф. Кафки замок – это власть подавляющая, и в этом преобладает символика автора. Даже место перед «донжоном», там, где «карали на горло», носило скорее литературный, опереточный характер, как в пьесе «Свіччине весілля» Ивана Кочерги. Замок как символ власти насилия и подавления не характерен для нашего города – в Киеве он главенствовал тогда, когда феодализм был прогрессивным явлением, и замок служил больше щитом, защитой, чем довлеющей над сознанием силой. Тогда была характерна симпатия населения к власти, которая, к сожалению, в последующие столетия потускнела и стала мало заметна! Да и форма нашей Замковой горы более похожа на корабль, который дрейфует среди других гор-льдин, а не айсбергов. Замковая гора не особенно возвышается над городом. Она не самая высокая из семи киевских гор, занимает как бы подчиненное положение, являясь скорее поддержкой, чем подавляя правлением и властью. Через столетия изменилась социальная формация, Киев стал губернским городом Российской империи, поэтому сменила название и гора, став на этот раз Флоровской в честь монастыря, расположенного у ее подножия. Здесь зазвучали молитвы. Но теперь Замковая гора и ее окрестности – одно из самых романтических мест Города, куда в любую погоду стремятся молодые душой! Приглашаю и вас!

Много примет связано с Андреевским спуском – можно подержаться за «Нос», есть такой на доме № 34, посидеть рядом с М. А. Булгаковым на скамейке, потереть детали памятника, прикрепить пожелание на решетку веранды дома или выпить чашечку кофе в «Подвір’ї». Но вот беда: «Решетка желаний» давно уже в Музее одной улицы, «Нос» украли, а в «Подвір’ї» – плохой кофе, и, чтобы улучшить его реализацию, придумали такой ход.

С гребня Флоровской возвышенности хорошо просматривается Урочище Гончары-Кожемяки. Осмотр этих живописных мест нужно начать с одного из престижных и фешенебельных отелей «Андреевский». Это яркий пример, как из старого строения можно сделать что-то путное. Из того поселения, состоящего из 2-3-этажных домов, сохранилось только несколько, и то чисто случайно. Разрушительный «вихрь чиновничества» снес все эти запущенные старые дома без удобств. Почти два десятилетия эта густонаселенная местность выглядела так, словно по ней прошла орда Батыя или молодая черновецкая рать. Теперь наконец-то построен элитный район, состоящий из коттеджей и особняков, которые можно наблюдать издали. Комплекс «Гончары-Кожемяки» – ничего общего с архитектурой Старого Киева не имеет, зато видим там переизбыток псевдоисторических деталей и повышенной этажности. К тому же зачем-то вырыты бомбоубежища. Не для того ли, чтобы держать в этих подвалах непокорных дам или должников-кавалеров? Общественность дождалась застройки этой исторической местности, прославленной трудом летописных кожемяк и гончаров и упоминаемой не только в летописях, но и в былинах и сказаниях. Например, в Кожемяках, где жили ремесленники, сохранилась легенда о Никите Кожемяке, который в поединке победил змея-людоеда и спас киевлян от гибели. Под этим чудищем авторы этих легенд имели в виду кочевников, которые уж очень досаждали нашим далеким предкам. Рядом еще две местности – Гончары и Дегтяры. Первые поселения, получившие эти названия и сохранившиеся до сих пор, возникли на заре истории Киева. Там жили ремесленники, в средневековье объединившиеся в «цехи». Их мастерские активно работали до конца ХІХ в., а одна из них продержалась на Подоле вплоть до 1926 г. Для их деятельности были все условия: местоположение, сырье и вода – тут еще не так давно нес свои воды Кияновский ручей, впадавший в реку Глыбочицу. Он был настолько полноводным и глубоким, что возникло предположение – название города пошло от него. В Дегтярах осталась небольшая усадьба, где почти всю жизнь прожил известный живописец Григорий Светлицкий. В десятилетие его смерти, в 1958 г. был открыт музей, в 1972-м – памятник. Со смертью наследников музей считается ликвидированным.

В противоположном углу исторической местности находится Крестовоздвиженская церковь, построенная в 1814 г. в стиле классицизма. (Ранее здесь стояла деревянная церковь, которая была построена попечением цеха кожемяк, что входили в Киевское братство.) Прекрасные росписи в ней сделал Светлицкий, хотя в дальнейшем она была испорчена последующими реставрациями. Особенно знаменательно то, что тут крестили Михаила Булгакова. Только патрулирование киевской молодежи, «стоявшей насмерть» в 1990-х, помогло спасти дом № 10 на Воздвиженской, где родился Михаил Булгаков. Но, увы! Дом этот покамест стоит не отмеченный никакими знаками, ожидая дальнейшей участи. Боюсь, что в заповедной зоне нуворишей его могут снести. (Пока писалась книга, дом, в котором издал свой первый крик ВЕЛИКИЙ МАСТЕР, разрушен и заменен непонятной кирпичной коробкой! И вам, мои современники, не стыдно?!)

С Флоровской горы можно увидеть всемирно прославленный «Дом Турбиных» (Андреевский спуск, № 13). Он построен по проекту архитектора М. Горденина (1888 г.). 25 лет назад закончена реставрация его под музей (архитектор И. Малакова). С 1909 г. в этот небольшой дом, на второй этаж, переехала большая семья – семь детей Афанасия Булгакова, приват-доцента Киевской духовной академии. Его труды по западным вероисповеданиям и по сей день заслуживают внимания. В доме № 13, следует сказать, жил не писатель М. А. Булгаков, а гимназист, а затем студент Миша Булгаков, который ничего путного не писал, кроме домашних заданий в гимназическую пору, а затем, в пору студенческую, – только лекции, а работая врачом, писал только рецепты. Скорее всего, были какие-то любовные стишки или письма симпатичным девицам. Так что утверждать: жил и творил – никак не возможно, это не соответствовало бы истине. Миша пробыл тут до 1913 г. После свадьбы с Татьяной Лаппа молодые снимали помещение поблизости, на Андреевском спуске № 38. Впоследствии, в бурном 1918-м, в этом прославленном молвой доме он провел более года. А если подумать, то именно этот дом вписался в реальную историческую жизнь города и всех миллионов читателей, почитателей, может быть, самого популярного писателя за всё советское время. Обо всем этом рассказывают экспозиции Музея Одной улицы, а еще больше – Музея Булгакова, созданного благодаря энтузиазму его бессменного директора, хоть и на пенсии, Анатолия Кончаковского. Но все-таки самым значительным деянием его и М. А. Грузова является существующий с 1992 г. в Музее Булгакова клуб «Суббота у Бегемота». Тут все: выступления и памятные издания, а главное – та удивительная аура друзей книги, нет, скорее, содружества единомышленников, объединенных не идеей, слишком они разные, а энергией и настойчивостью Михаила Андреевича Грузова. За неделю до смерти он, проводя очередное заседание, изрек: «Говорите, что хотите! Я мешать не буду!»

Памятник М.А.Булгакову.

2007 г.

Любопытна история памятной доски. В 1982 г. партийно-маскультурное начальство, увидев окрестные халупы, торжественное открытие памятной доски (скульптор А. Кущ) отменило. Так же тихо открыли и памятник М. А. Булгакову (скульптор Н.Рапай). Теперь каждый может сфотографироваться, рассевшись рядом с писателем! А он при этом даже бронзовой бровью не поведет!

Давно заметил, что для большинства интеллигентных туристов последних двух десятилетий Киев ассоциируется с Михаилом Булгаковым. И это стало понятно задолго до безобразной экранизации «Белой гвардии» 2012 г., где от произведения Михаила Афанасьевича остались лишь имена героев, появилось много лжи и изменена сюжетная линия, особенно в финале. В этом фильме исчез сам Город, главный герой моего любимого произведения. Не говоря уже о том, что в экранизациях, как правило, пропадает литературный текст: не просто язык, проза, а именно то, о чем рассказывает сам писатель. «Белая гвардия» – книга о Городе и его мире. И Город в данном случае – не совсем Киев, а, скорее, Рим или даже Иерусалим из Святого Письма. В булгаковском тексте слова и фразы из Евангелия, что 1918 год был велик и страшен, но еще более страшным был год 1919-й. (У меня, пишущего эти строки, возникла аналогия: для Киева был страшным 2014 год, но более страшным стал – 2015-й.) Аналогия со Святым Письмом делает «Белую гвардию» не романом о борьбе русских офицеров с украинцами, а рассказом о конце света (аналогию с сегодняшним днем я пытаюсь отбросить прочь). Вспомните хотя бы название улицы – Малопровальная: мир, в котором существуют герои, «проваливается». И эту тему Булгаков продолжал в «Театральном романе», «Мастере…» и других произведениях. Это мистический реализм, идущий от Гоголя, отечественная литературная традиция, что ощущается, не забывается читателями. Для меня «Белая гвардия» – это гимн Киеву, печальная соната его жителям, восторженные марши его улицам и домам, игривые бурлески о представителях богемы и меняющих убеждения и хозяев – политических кокотках… Это мощный финал памятнику Владимиру, князю, рассматривающему далекие Заднепровские дали! Это крест в руках равноапостольного, поставленный на имперском прошлом города.

А ведь до булгаковской славы, полученной через нечистую силу «Мастера и Маргариты», люди столетиями стремились к Святому граду, поклониться «Иерусалиму Земли Русской», его святыням, храмам, чудодейственным мощам, пройти по благодатной земле, прикоснуться к вечности… Все изменилось, и вместо киевских таинственных пещер, мирроносных икон бегут и стремятся на Андреевский спуск, чтобы притронуться, запечатлеться возле памятных мест, связанных с Михаилом Булгаковым. Сесть рядом с ним на скамейку. Безусловно, здесь присутствует переоценка ценностей. И это произошло не без некоего «чертовского» характера творчества Великого Писателя, а также стремления современной молодежи и особенно людей только-только, пусть и в пенсионном возрасте, начавших читать книги, просто знакомиться с художественной литературой. Освоив анекдотичность, шутовство некоторых потусторонних персонажей Затейника, поверхностный потребитель литературы не замечает глубинного пласта этих героев, мудрых и суровых, скачущих по лунной дорожке в свите Воланда, каким их представляет Булгаков в финале романа. Неискушенный «восприниматель» на первый взгляд легких произведений не ощущает всю глубину воистину философских притч Михаила Афанасьевича. «Редкая птица долетит до середины Днепра…», так и мало людей, понимающих всё величие творчества великого КИЕВЛЯНИНА.

Памятник Святому князю Владимиру.

Фотооткрытка 1910-х годов

Нет тут для них ничего особенного и оскорбительного – все гениальные произведения всемирной литературы имеют несколько слоев восприятия и понимания сути, как и Библия.

Но именно «дьяволиадами» взял отечественного читателя Булгаков. Без «рогатого» не обошлось, как и в решении Министерства просвещения Украины в 2012 г. заменить в школьной программе «Фауста» Гете на «Гарри Поттера». Для сотрудников, казалось, важного и ответственного государственного органа эта замена не была тяжелой морально. Они не читали ни Гете, ни Джоан Роулинг, им достаточно было краткого содержания произведения. Они во всем привыкли к резюме! Не буду объяснять, кто это им подсказал. Есть вещи настолько серьезные, что по их поводу даже шутить опасно!

Андреевский спуск в конце ХІХ в. становится улицей, считающейся удобной для поселения людей среднего достатка. Их устраивало местоположение их жилища, как раз посередине между Верхним городом и Подолом. Это, в первую очередь, профессора и священники, врачи и архитекторы. Архитектор Карл Шиман поселился в доме, который сам и спроектировал. Заказчиком дома № 2-б, тоже построенного по его проекту, был родственник профессора Александра Оглоблина. Имяэтого человека, месяц исполнявшего обязанности городского головы, в послевоенное время было под запретом. У некоторых и сегодня упоминание Оглоблина вызывает зубовный скрежет. А у меня эта личность вызывает симпатию. Оглоблин в самое тяжкое время спас полумертвый город с двумястами тысячами жителей без всякой перспективы прожить хотя бы месяц-другой. В Киеве, оставленном советскими войсками, не было ни воды, ни света, ни еды. В преддверии страшной зимы – без отопления.

По Гоголю: «Знаете ли вы, что на середине Днепра находится самое полное собрание редких птиц?»

В этом же доме № 2-б находится единственный во всем мире Музей Одной улицы (МОдУл). Созданный группой энтузиастов без всякой государственной помощи, он стал одним из лучших музеев города, да что там говорить, Украины. Если большинство учреждений культуры в течение десятилетий хирели, ожидая, как манны небесной, государственной помощи, то этот музей, созданный только на голом энтузиазме сотрудников и близких друзей, – выжил! Экспозиция этого музея, несмотря на его небольшие размеры, – два зала – постоянно пополняется. Начав создавать музей с нуля, как объединение «Мастер», Дмитрий Шленский со своими друзьями-сподвижниками в постоянном поиске, не пропускют ни одного коллекционного базара и постоянно что-то находят. Так что в двух экспозиционных залах регулярно появляются новые экспонаты, чего нельзя сказать о других музеях нашей страны. Некоторые из них не поменяли экспозицию за 25 лет Независимости, находясь при этом на государственном бюджете. И являются культурными заведениями, куда приходят на работу, а не работать! В этом музее имеется третий выставочный зал, в котором проводятся уникальные по содержанию и элитные по направлению выставки. Тут прошла впервые в Украине выставка литографий Наполеона Орды о жизни и творчестве Елены Блаватской, Анны Ахматовой, Михаила Булгакова… Четыре выставки посмертных масок из собственной коллекции музея позволяют увидеть того или иного человека без ретуши и без прикрас, почувствовать тайну его души, что в корне отличается от выставки узнаваемых всеми восковых фигур. Тут же, в этом доме, но только с другой стороны, можно побывать в мире эзотерической книги, купить ароматические палочки, погрузиться в мир сновидений и запредельного. Правда, после посещения его, если вы христианин, нужно помолиться.

Другое дело нижний выставочный зал МОдУл. Там работает мой сын Гена, который из этого закоулочка сделал один из культурных центров города. В этом ему помогают Сережа Сурнин, Олег Войтович, Миша Беньяминов. Теперь тут будет знакомить киевлян с хорошей книгой Влад Трубицин!

Ценитель искусства вошел в антикварную лавку, вяло осмотрел прилавок и собрался уже уходить, но глянул вниз… А там кошечка молоко пьет из блюдечка завода Миклашевского! Ценитель возвращается к продавцу:

– Извините, я одинокий человек, живу один… Вот кошечка мне приглянулась… Вы не могли бы мне ее отдать?

– Нет, нет. Ее так мои дети любят.

– Ну, я такой одинокий… Я вам 10 долларов дам…

– Нет, нет, не продается.

Наконец за 150 долларов сторговались. Мужик уходит, уже в дверях оборачивается:

– Ваша кошечка привыкла пить из этого блюдечка, не отдадите ли его мне?

– Ну, что вы, это эпоха Александра І, один из ранних выпусков этого частного завода… Я так уже 47 кошечек продал!

Перед музеем по выходным дням я продаю свои литературные труды. У меня особенный прилавок, куда приходят мои читатели и почитатели. Что говорить, мне очень приятно, что мои книги пользуются спросом. Это важный стимул, чтобы их писать и издавать. У одного писателя спрашивают: «Имеет ли успех ваша книга?» – «О да, – отвечает он, – с книгой все в порядке, а вот читатели подкачали». К счастью это не касается меня, с гордостью утверждаю, многие люди ждут моих творений. Иначе не стоило бы жить! Хоть издавай полное содрание моих сочинений. Нет, я не опис?лся, – большинство моих книг – компиляция. В чем ее преимущество? Благодаря правильному использованию можно дать основное, наиболее занимательное, более понятное, не внедряясь в дебри серьезной фундаментальной науки, тем более исторической, где, в отличие от точных наук, много домыслов и предвзятости. К тому же компиляция предназначена для массового неискушенного читателя. Вот почему и была такая популярность у Пикуля, и так мало покупали книги Какуля, особенно представительницы слабого пола. Я давно не слышал такое определение – «видная», сколько чувственности в этом слове. Моя бабушка еще говорила – эффектная.

Никакой принцип, никакая идея не самоценны. Ценность имеет только то, что осуществляется человечеством совместно. Людей всегда заботят судьбы гениев. Меня же – никогда. Гения интересует лишь проявление гениального в человеке. Меня же всегда интересовали заурядные люди, потерянные в толпе, настолько простые, что, для того чтобы выделиться, им необходимо напялить что-то несуразное, вдеть в пуп или в нос кольцо, сделать татуировку и тем самым заявить о том, что они особенные, и тем же самым продемонстрировать свою никчемность. Их очень хорошо наблюдать на Андреевском спуске. Интеллигент – это тот, который рассматривает книгу, листает, долго расспрашивает, а потом благодарит и не покупает, спрашивая: «Вы тут всегда?» Коренной киевлянин тоже не покупает, так как он и так всё знает. А ведь только хрен всё знает! Деньги есть и у того и у другого, но жаба давит. Самый страшный зверь – жаба, она задушила б?льшую половину человечества.

На Андреевском спуске столько секс-бомб, но ни одного бомбоубежища!

В доме напротив имеется художественный салон, где один из лучших знатоков живописи А. В. Брей поможет вам украсить свое жилище полотном хорошего мастера, собрать коллекцию живописи, прикладного искусства, скульптуры. Проводя регулярно аукционы, он делает наш город культурной столицей Европы. Многолетнее общение с Александром Викторовичем приносит искреннюю радость, что бывает только среди интеллигентных, в меру пьющих людей.

Андреевский спуск в самом конце пересекает живописная улица Боричев Ток, известная еще с эпохи Киевской Руси. Тут с достопамятных времен селились в основном ремесленники. Название происходит, по одной версии, от урочища Борич, по другой – от возвышенности Борич (теперь Андреевская гора), а по третьей – от слова «борич» («бюрюч»), то есть правительственный чиновник, который ведал пошлинами. Существует и четвертая версия, по которой так звали посла князя Игоря, упомянутого под 945 г. в летописи. Такова судьба старых городов, где каждая гипотеза происхождения той или иной надписи имеет несколько вариантов. Слово «ток» имеет несколько меньше версий. Обычная трактовка: место, где толкли злаки, а по другой – от бурного потока воды после ливней, добавляющих воды к существующим подземным потокам и ручьям. Каждый дом на этой улице производил отрадное впечатление. Недаром ее любили рисовать художники Валерий Акопов и Владимир Бокань. Она из немногих сохранивших свою старую застройку. Тут планируется открыть резиденцию посла России. Один дом обозначен памятной доской, это № 25, в котором одно время жил профессиональный революционер Ладо Кецховели, который в юности ввел в революционную борьбу Иосифа Сталина, в то время своего соученика по семинарии Сосо Джугашвили. Ладо прожил мало, его на 27 году жизни убили в камере тюрьмы в Тифлисе стражники. В Киеве он организовал марксистский кружок и руководил им.

К большому сожалению, но на этой интересной улице придется закончить столь популярный и весьма занимательный маршрут.

Оглавление книги