Книга: Русский Лондон

Николай II

Николай II

Возможно, что из всех русских монархов наиболее тесно связан с Англией, ее языком и реалиями, был Николай II. Объясняется это прежде всего тем, что он женился на принцессе Алисе (ее полное имя Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса), которая воспитывалась в Англии. Ее родителями были дочь английской королевы Виктории Алиса и великий герцог Гессен-Дармштадский Людвиг IV. Мать скончалась, когда дочери было шесть лет, и бабушка, королева Виктория, очень любившая внучку, заменила ей мать.

Принцесса Алиса, хотя и носила титул принцессы Гессенской, по воспитанию и предпочтениям была ближе к Англии, чем к Германии (она знала английский лучше, чем немецкий, и была более англичанкой, а не немкой; обвинять ее в шпионаже в пользу кайзеровской Германии, как это делалось в России во время Первой мировой войны, было совершенно несправедливо). Французский посол в Петербурге Морис Палеолог писал, что «ее воспитание, ее обучение, ее умственное и моральное образование также были вполне английскими. И теперь еще она – англичанка по своей внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританизму, по непримиримой и воинствующей строгости ее совести, наконец, по многим своим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все, что проистекает из ее западного происхождения. Основа ее натуры стала вполне русской…»

Николай в первый раз побывал в Англии еще мальчиком, летом 1873 г., когда ему было пять лет. Тогда его родители, император Александр III и императрица Мария Федоровна, пробыли там два месяца с визитом (см. главу «Александр III»). Свои впечатления о Великобритании Николай записал уже взрослым, когда он в июне 1893 г. отправился в качестве шафера на свадьбу герцога Йоркского Георга, или, как его звали близкие, Джорджи, с 1910 г. короля Великобритании. Николай сообщил в письме в Россию о Лондоне и его достопримечательностях: «Я никогда не думал, что город так сильно мне понравится»[50].

Николая принимала королева Виктория, записавшая в дневнике: «Прибыл молодой Цесаревич, и я встретила его наверху лестницы. Все присутствующие были в военной форме, и все старались оказать ему любезность. Он милый и очень похожий на Джорджи (его кузена). Он говорит по-английски, и почти без ошибок… Он очень прост и скромен»[51].

На свадьбу съехались представители многих европейских династий. Николай и Георг были очень похожи, одинаково причесывались и отпустили похожие бородки: тогда многие путались, поздравляя Николая со свадьбой, а жениха Георга, принимая за Николая, настоятельно просили подойти к началу свадебной церемонии.

Цесаревича поселили во дворце Марльборо*, и Эдуард, принц Уэльский, первый модник Европы, взял шефство над русским родственником: «Дядя Берти, конечно, прислал мне каких-то портного, сапожника и шляпника», – сообщил он матери[52].

Николай и Георг еще мальчиками знали друг друга с того времени, когда Александр III и Мария Федоровна, родители Николая, посетили Великобританию летом 1873 г. Они были двоюродными братьями: их матери, датские принцессы Дагмара и Александра, приходились сестрами. Они часто виделись друг с другом, обмениваясь неизменно дружескими письмами.

Познакомились же Николай и его будущая жена Алиса (ее в Англии звали Аликс или Алики, Alicky) еще тогда, когда ей было 12 лет. Она приехала в Россию в 1884 г. на свадьбу старшей сестры Эллы (Елизаветы) с великим князем Сергеем, братом императора Александра III, а в следующий раз они встретились через пять лет, в 1889 г. Тогда они часто бывали друг с другом, и к этому времени можно отнести их взаимное чувство, но решительное же объяснение произошло в 1894 г., когда Николай сделал предложение Аликс. Королева Виктория была против этого брака. Она считала, что Alicky могла бы выйти замуж за ее внука принца Альберта, которого она очень любила. Когда Виктория узнала о том, что брак Алисы и Николая все-таки состоится, она писала: «Кровь застывает в жилах, когда я думаю о ней, такой молодой, очень возможно возведенной на этот ненадежный трон. Это такое беспокойство в мои года! О, как я бы желала не потерять мою любимую Alicky…»[53] (какая прозорливость! Двадцать один год спустя предвидение ее оправдалось самым страшным образом…)

Алиса, несмотря на сомнения и на то, что пришлось менять вероисповедание, согласилась быть его супругой. О помолвке было объявлено 6 апреля 1894 г. В июне 1894 г. Николай посетил Великобританию. С яхты «Полярная звезда» он вступил на английскую землю в Грейвсенде, а оттуда на поезде он прибыл на вокзал Ватерлоо в Лондоне и попал «в объятия своей нареченной, которая выглядела любящей и еще более красивой, чем всегда», – записал он в дневнике.

Он и Аликс провели три дня в городке Walton-on-Thames в коттедже старшей сестры Аликс Виктории Баттенбергской, а оттуда переехали в Виндзор к королеве Виктории и потом в другой королевский замок – в Осборн на острове Уайт.

Обряд бракосочетания состоялся 14 ноября этого же года (к тому времени прошло менее месяца с кончины Александра III, происшедшей 20 октября).

Узнав о помолвке Николая и Аликс, принц Георг писал Николаю 21 апреля 1894 г.: «Желаю тебе и дорогой Аликс всех радостей и счастья теперь и будущем. Мне в самом деле доставляет удовольствие думать, что все, наконец, устроилось и что великое желание твоего сердца сбылось: мне ведь известно, что уже несколько лет ты любишь Аликс и хочешь жениться на ней».

Именно в царствование Николая II отношения России и Великобритании коренным образом улучшились. На протяжении многих лет Великобритания оставалась твердым оплотом против агрессивных устремлений России – русско-турецкие войны 1828–1829 и 1877–1878 гг., Крымская война, афганский кризис 1885 г., русская авантюра 1905 г., направленная против Японии, самым отрицательным образом влияли на государственные отношения.

С проникновением России в Среднюю Азию, жестоким покорением независимых государств Великобритания опасалась растущей российской экспансии в сторону Афганистана и Индии. Царь Александр III, которому льстецы дали имя «Миротворец», направлял эту экспансию и шантажировал англичан явными приготовлениями к военным действиям. Только в 1907 г., движимые необходимостью соединения усилий для противостояния милитаризации и агрессивных устремлений Германии, обе державы пошли на урегулирование взаимных претензий: была подписана конвенция о разделении сфер влияния, начавшая собой поворот во взаимных отношениях, ознаменовавшаяся тесным союзом во время Первой мировой войны.

Встреча Николая и Эдуарда была логическим продолжением сближения двух государств после многих десятилетий взаимного недоверия. Продолжением и закреплением этого поворота был визит в Россию английского короля Эдуарда VII в 1908 г. – это было первое посещение России главой Великобритании. Правда, встреча была не на русской земле, но на ее территории – на борту императорской яхты, стоявшей на рейде Ревеля (следующее посещение главой государства произошло только в 1994 г., когда в Россию прибыла королева Елизавета II).

В конце мая 1908 г. на рейде города Ревеля появились несколько роскошных яхт – короля Эдуарда VII «Виктория и Альберт», императора Николая II «Штандарт» и императрицы Марии Федоровны «Полярная звезда».

Выбор такого способа проведения этой встречи был обусловлен боязнью террористических выступлений русских революционеров. Николай II мотивировал отказ провести встречу в Петербурге тем, что Эдуард «…привык у себя в Англии свободно повсюду ходить, а потому и у нас захочет вести себя так же. Я его знаю, он будет посещать театры и балет, гулять по улицам, наверно, захочет заглянуть и на заводы и на верфи. Ходить с ним вместе я не могу, а если он будет без меня – вы понимаете, какие это вызовет разговоры. Поэтому будет лучше, если он сюда [в Петербург] не приедет»[54].

Решили встречаться на рейде порта Ревель. Эдуарда VII сопровождала правительственная делегация в составе постоянного заместителя государственного секретаря по иностранным делам Ч. Гардинга (посла в Петербурге в 1904–1906 гг., потом вице-короля Индии в 1910–1916 гг.), первого морского лорда адмирала Д. Фишера и популярного генерала (позднее фельдмаршала) Д. Френча. С российской стороны вместе с Николаем II и его семьей прибыли П. А. Столыпин и министр иностранных дел А. П. Извольский. Переговоры происходили между ними, в то время как и Николай, и Эдуард занимались представительскими функциями (что и было весьма предусмотрительно, ибо Николай во время встречи с германским императором Вильгельмом в 1905 г. – так называемой Бьеркской – настолько напортил дело сближения с Великобританией, что пришлось отказываться от его договоренностей).

Чередой шли приемы и торжественные мероприятия – Николай принял звание адмирала британского флота, чем весьма гордился; ему английский король преподнес морскую саблю (сохранившуюся в собрании Царскосельского Екатерининского дворца-музея), на клинке которой красовалась надпись: «Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому Николаю II от любящего его дяди Эдуарда. Ревель 1908 г.» Значительно позднее, уже в конце царствования, ему вручили жезл фельдмаршала великобританской армии.

В ответ на визит Эдуарда VII в следующем году Великобританию посетил Николай II. Визит проходил с 2 по 7 августа 1909 г., когда он остановился на острове Уайт. Британская полиция рекомендовала Николаю не посещать Лондон из-за возможности покушения.

Более Николай не был в Великобритании, но, несмотря на занятость и Николая, и Георга, они обычно писали друг другу на Рождество, не уставая напоминать о хорошем отношении друг к другу: «Ты часто в моих мыслях, дорогой Ники, я уверен, ты знаешь: я никогда не меняюсь и всегда остаюсь прежним для моих старых друзей», – пишет Георг 28 декабря 1907 г.

В ответ на поздравление со вступлением на престол и соболезнование по поводу смерти короля Эдуарда Георг заканчивает письмо: «В мыслях я постоянно с тобой. Благослови тебя Бог, мой дорогой старина Ники, и помни, что ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга». Переписка участилась в дни войны – союзнические обязательства еще более укрепили родственные отношения между обеими монархиями.

Последним письмом Георга Николаю II, которое он прочел, было письмо от 17 января 1917 г., но уже через 44 дня Николай перестал быть и главнокомандующим русской армией, и русским императором.

После отречения Николая II от престола за себя и за царевича Алексея и передачи его брату Михаилу, который отказался от престола до решения Учредительного собрания, бывший император жил некоторое время в Царском Селе, в Александровском дворце под охраной, а по сути дела, под арестом.

Временное правительство сознавало, что с Романовыми надо было что-то делать, и те, кто был в его составе, отнюдь не желали кровавой развязки: «Бывший император и его семья не были больше политическими врагами, а скорее просто человеческими существами, нуждавшимися в нашей защите. Мы рассматривали любое проявление мстительности как недостойное свободной России», – вспоминал Керенский. Но отнюдь не Временное правительство решало этот вопрос. Те, кто заседал в Советах, были полны злобы и желали только убийства Романовых.

Уже 4 марта Керенскому сообщили, что Николай обратился к Временному правительству со следующими просьбами: разрешить ему проезд из Ставки в Царское Село для воссоединения с членами его семьи и гарантировать безопасность временного пребывания ему, его семье и свите вплоть до выздоровления детей (они тогда заболели корью), предоставить и гарантировать беспрепятственный переезд в Романов (Мурманск), что, естественно, предполагало отъезд в Англию (была еще одна просьба, которую посчитали крайне наивной: возвратиться после окончания войны в Россию для постоянного проживания в Ливадии).

И Николай, и его жена не понимали, насколько возбуждены были революционные толпы, и не сознавали, насколько они сами были далеки от понимания того, что делалось в России. Уже 7 марта 150 депутатов Петроградского совета заявили: «В широких массах рабочих и солдат, завоевавших для России свободу, существует крайнее возмущение и тревога вследствие того, что низложенный с престола Николай II Кровавый, уличенная (!) в измене России жена его, сын его Алексей, мать его Мария Федоровна, а также все прочие члены дома Романовых находятся до сих пор на полной свободе и разъезжают по России и даже на театре военных действий, что является совершенно недопустимым и крайне опасным для восстановления нормального порядка и спокойствия в стране и в армии»[55]. Они потребовали немедленного ареста Романовых.

На неистовые требования казни царя и царицы: «Смерть царю, казните царя», Керенский на заседании Московского совета 7 (20) марта 1917 г. имел мужество бросить в лицо разъяренной толпе, что «этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию. Я сам довезу его до Мурманска»[56].

Оттуда с легкостью возможно было бы переправить беглецов за границу, но еще надо было добраться до порта Романов… Существовала также возможность попасть в Финляндию – совсем рядом, переправившись туда, можно было уже не бояться за судьбу семьи бывшего императора, однако на пути стоял Петроград, полный солдат и матросов, тот Петроград, в котором правил Совет рабочих и солдатских депутатов, ни в коем случае не пропустивший бы Романовых. Это было исключено. Как записал в дневнике французский посол Морис Палеолог, «…со дня на день, я сказал бы, почти с часу на час, я вижу, как утверждается тирания Совета, деспотизм крайних партий, засилье утопистов и анархистов»[57].

В истории неудавшейся отправки императора и его семьи в Великобританию немало неясного: те, кто принимал участие в событиях тех дней, пытаются переложить ответственность за неудачи на других, снять ее с себя и отмежеваться от причастности к трагическому финалу этой истории. Было опубликовано немало мемуарных свидетельств и исследований на эту тему. После отречения от престола и взятия власти Временным правительством Великобритания признала совершившиеся изменения в управлении Россией, но, несмотря на это, король Георг послал телеграмму Николаю, в которой он выражал сочувствие ему и уверял в дружеских чувствах[58]. Эту телеграмму английский посол Бьюкенен не имел возможности вручить Николаю, бывшему под арестом в Царском Селе, и передал ее Милюкову, министру иностранных дел, а он решил, что так как она адресована царю, который уже не царь, так как он отрекся, то и передавать не нужно. Николай так и не узнал о последнем письме двоюродного брата.

В первые же дни после отречения военный кабинет Великобритании обсуждал планы по спасению Николая – 19 марта была отправлена телеграмма английскому послу, с предложением ему заявить, что любое насилие над императором или членами его семьи «будет иметь самые прискорбные последствия и глубоко шокирует общественное мнение Великобритании».

Бьюкенен 21 марта 1917 г. встретился с Милюковым: «Когда его величество был еще в ставке, я спросил Милюкова, правда ли, как это утверждают в прессе, что император был арестован. Он ответил, что это не вполне правильно. Его величество лишен свободы, – превосходный эвфемизм, – и будет доставлен в Царское под эскортом, назначенным генералом Алексеевым. Поэтому я напомнил ему, что император является близким родственником и интимным другом короля, прибавив, что я буду рад получить уверенность в том, что будут приняты всяческие меры для его безопасности. Милюков заверил меня в этом. Он не сочувствует тому, сказал он, чтобы император проследовал в Крым, как первоначально предполагал его величество, и предпочитал бы, чтобы он остался в Царском, пока его дети не оправятся в достаточной степени от кори, для того чтобы императорская семья могла выбыть в Англию. Затем он спросил, делаем ли мы какие-нибудь приготовления к их приему. Когда я дал отрицательный ответ, то он сказал, что для него было бы крайне желательно, чтобы император выехал из России немедленно. Поэтому он был бы благодарен, если бы правительство его величества предложило ему убежище в Англии, и если бы оно, кроме того, заверило, что императору не будет дозволено выехать из Англии в течение войны. Я немедленно телеграфировал в министерство иностранных дел, испрашивая необходимых полномочий»[59].

Британский военный кабинет собрался в тот же день, 21 марта, и заявил, что пока не сделано еще никакого приглашения, но предложил, что царь может искать убежища либо в Дании, либо в Швейцарии, а не в Великобритании. Получив это известие, Милюков официально попросил предоставить убежище в Великобритании, на что британское правительство, не мешкая, недвусмысленно заявило: «Выполняя просьбу русского правительства, король и правительство его величества с готовностью предоставляет убежище императору и императрице в Англии, с условием, что они будут пользоваться им в течение войны»[60] – и добавило, что это сделано именно и только по просьбе России. Это добавление говорит о том, что уже тогда англичане беспокоились об эффекте, который может оказать приглашение бывшего самодержца на общественное мнение Великобритании.

Бьюкенен продолжает в мемуарах: «23 марта я уведомил Милюкова, что король и правительство его величества будут счастливы исполнить просьбу Временного правительства и предложить императору и его семье убежище в Англии, которым, как они надеются, их величества воспользуются на время продолжения войны. В случае если это предложение будет принято, то русское правительство, прибавил я, конечно, благоволит ассигновать необходимые средства для их содержания. Заверяя меня в том, что императорской семье будет уплачиваться щедрое содержание, Милюков просил не разглашать о том, что Временное правительство проявило инициативу в этом деле»[61]. Милюков в своих мемуарах подтверждал, что «Бьюкенен ответил на мою просьбу о содействии этому отъезду, что король Георг с согласия министров предлагает царю и царице гостеприимство на британской территории, ограничиваясь лишь уверенностью, что Николай II останется в Англии до конца войны».

Форин офис подтвердил приглашение еще и директивой своему послу, где говорилось в весьма решительных выражениях: «Вам следует немедленно и весьма срочно убедить русское правительство абсолютно безопасно препроводить все императорское семейство в порт Романов так скоро, как будет возможно… Мы полагаемся на русское правительство в деле обеспечения личной безопасности Его Величества и его семьи»[62].

Временное правительство колебалось: оно не хотело обвинений в «предательстве революции» и в потворстве возможной реставрации монархии, да еще и было необходимо способствовать работе только что созданной Чрезвычайной комиссии для расследования деятельности старого режима, следовательно, Временное правительство само не настаивало самым решительным образом на отъезде царя, не желая подвергнуться ожесточенной критике. Бьюкенен вполне справедливо замечает, что «…так как противодействие Совета, которое оно [Временное правительство] напрасно надеялось преодолеть, становилось все сильнее, то оно не отважилось принять на себя ответственность за отъезд императора и отступило от своей первоначальной позиции… и так как оно не было хозяином в собственном доме, то весь проект в конце концов отпал».

Однако есть документы, прямо говорящие о том, что после всех уверений короля Георга и кабинета министров в возможности приема Николая и семьи в Великобритании король начал решительно настаивать на невозможности приезда императора. В письме секретаря короля от 30 марта 1917 г. министру иностранных дел говорится, что «король серьезно обдумывал предложение правительства императору Николаю и его семье прибыть в Англию. Как вам, без сомнения, известно, король является близким личным другом императора и, следовательно, будет рад сделать все для помощи ему в этом кризисном положении. Но Его Величество, исходя не только из опасностей путешествия, но из общих соображений целесообразности, не может не сомневаться в том, необходимо ли советовать предоставить им право проживания в этой стране. Король был бы рад, если вы проконсультируетесь с премьер-министром, так как Его Величество знает, что никакого определенного решения по этому вопросу русским правительством еще не принято»[63]. Такое совершенно неожиданное предложение повергло министра иностранных дел Великобритании в шок и заставило его напомнить королю о неприличии этого неожиданного отказа, но король продолжал настаивать на нем. Он настойчиво напоминал о том, что он получает много писем о нежелательности приезда в Великобританию русского императора и о том, что было неправильно связывать британскую монархию с этим приглашением. Так, в один день 24 марта Георг направил два письма министру иностранных дел, утверждая, что высказываются отрицательные мнения о приглашении русских императора и императрицы: «…по всему, что он слышит и читает в печати, пребывание в нашей стране экс-императора и императрицы было бы сурово осуждено обществом и несомненно скомпрометировало бы положение короля и королевы, от которых, как уже везде полагают, будто бы исходила инициатива»[64].

В конце концов кабинет министров отступил, и к 13 апрелю о приглашении уже не заговаривали и посол Бьюкенен заявил о том, что «мы будем должны, по всему вероятию, отказаться от приглашения»[65].

По воспоминаниям Керенского, Временное правительство даже летом 1917 г. еще не отказывалось от возможности посылки Романовых в Великобританию и запросило, когда британский крейсер может быть послан за ними: «Я не помню точно, когда это было, в конце июня или в начале июля, когда британский посол пришел очень расстроенный… Со слезами на глазах, не в силах сдержать свои чувства, сэр Джордж информировал нас об окончательном отказе британского правительства предоставить убежище бывшему императору России. Я не моту процитировать точный текст письма, но могу сказать определенно, что этот отказ был сделан исключительно из соображений внутренней британской политики». И Керенский продолжает: «…уже летом, когда оставление царской семьи в Царском Селе сделалось совершенно невозможным, мы, Временное правительство, получили категорическое официальное заявление о том, что до окончания войны въезд бывш. монарха и его семьи в пределы Британской империи невозможен. Утверждаю, что если бы не было этого отказа, то Вр. правительство не только посмело, но и вывезло бы благополучно Николая II и его семью за пределы России, так же, как мы вывезли его в самое тогда в России безопасное место – в Тобольск. Несомненно, что если бы корниловский мятеж или октябрьский переворот застали царя в Царском, то он бы погиб, не менее ужасно, но почти на год раньше».

Как сэр Джордж Бьюкенен, так и премьер-министр Ллойд-Джордж решительно возражали Керенскому, настаивая на том, что британское предложение убежища никогда не было аннулировано и что провал всего плана произошел исключительно из-за того, что Временное правительство, по словам Бьюкенена, «не было хозяином в своем доме». Того же мнения придерживался и бывший премьер-министр России В. Н. Коковцов.

Конечно, Ллойд-Джордж совсем не приветствовал прибытие царской семьи в Великобританию. Он писал в «Военных мемуарах» о России: «Русский ковчег не годился для плавания. Этот ковчег был построен из гнилого дерева, и экипаж был никуда не годен. Капитан ковчега способен был управлять увеселительной яхтой в тихую погоду, а штурмана избрала жена капитана, находившаяся в капитанской рубке. Руль захватила беспорядочная толпа советников».

Можно высказать такое предположение о причине отказа Георга V принять русского самодержца в апреле 1917 г.: Россия только что вступила на путь демократического развития, продолжая сохранять союзнические обязательства, бывший монарх не пользовался никаким авторитетом ни в России, ни в Великобритании, где его и императрицу считали ответственными за неудачи на фронтах, и приглашение Николая и семьи в таких условиях было весьма нежелательно, тем более что бывшему императору ничего пока непосредственно не грозило.

Другое дело было после захвата власти самыми радикальными и непредсказуемыми политическими кругами в России – большевиками. Царь тогда находился не в Петербурге, а далеко от центра всех событий, в тихом Тобольске. Вот оттуда его можно было бы попытаться переправить в Великобританию.

В марте 1918 г. в Лондон приглашают норвежского подданного Иоанаса Лида (Jonas Lied), который занимался предпринимательской деятельностью в Сибири, имел флотилию судов, склады и конторы и прекрасно знал положение дел там. В Лондоне его принимают высшие члены правительства, к приглашению имеет непосредственное отношение сам король, с Ионасом встречаются принц Уэльский, великий князь Михаил Михайлович и, главное, ведут переговоры руководители британской разведки. Речь идет о спасательной экспедиции – Лид должен был организовать посадку Романовых на борт одного из своих кораблей, который направился бы к устью Оби, где его ожидали британские военно-морские корабли. Но премьер-министр Ллойд-Джордж был активно против и, как вспоминал друг Лида, «он буквально убил царя», а через три недели большевики перевезли царя в Екатеринбург[66]…

В мае 1918 г. британская разведка планировала освобождение Николая, совершив налет на дом Ипатьева в Екатеринбурге, где содержался он с семьей. Группа из шести офицеров должна была переправить его на британский крейсер. Руководитель операции отправил телеграмму в Лондон с просьбой выделить ему значительную сумму денег на операцию. Предположительно, большевики перехватили телеграмму и англичане предпочли не рисковать.

Но надо отметить, что хотя нерешительность и неспособность Временного правительства обеспечить безопасность семьи Николая, общая неразбериха в России и неожиданные решения и метания англичан привели к трагическому исходу, тем не менее многим членам семьи Романовых удалось покинуть Россию и уехать именно в Великобританию.

Оглавление книги