Книга: Пречистенка

Музей-обманка

Музей-обманка

Особняк Лопухиных (Пречистенка, 11) построен в 1822 году по проекту архитектора А. Григорьева.

В 1920 году дом передали вдруг Музею Льва Толстого. Почему — совершенно непонятно. Видимо, искать причину не стоит. Ведь в те времена передавали что ни попадя кому попало.

Жизнь музея соответствовала эпохе. Одна из современниц, Т. Фохт, вспоминала: «После революции, в 1920 году, тетя Таня с Танечкой перебрались в Москву. Сначала они жили при музее Льва Николаевича Толстого на Пречистенке. Там тетя Таня открыла вечернюю студию рисования, где преподавала она сама. Была она хорошей художницей, и преподавал также художник С. А. Виноградов. Я посещала эту студию, но, к сожалению, не долго».

А вторая жена Михаила Булгакова Л. Белозерская писала в своих мемуарах: «В подвале Толстовского музея жила писательница Софья Захаровна Федорченко с мужем Николаем Петровичем Ракицким. Это в пяти минутах от нашего дома, и мы иногда заходим к ним на чашку чая. На память приходит один вечер. Как-то по дороге домой мы заглянули к Федорченко на огонек. За столом сидел смугло-матовый темноволосый молодой человек.

После чая Софья Захаровна сказала:

— Борис Леонидович, пожалуйста, вы хотели прочесть свои стихи.

Пастернак немного выпрямился, чуть откинулся на спинку стула и начал читать:

Не скажу, чтобы стихи мне очень понравились, а слова «свет брюзжал до зари» смутили нас обоих с М.А. (то бишь с Михаилом Булгаковым — А.М.). Мы даже решили, что ослышались. Зато внешность поэта произвела на меня впечатление: было что-то восточно-экстатическое во всем его облике, в темных без блеска глазах, в глуховатом голосе. Ему, вдохновенному арабу, подходило бы, читая, слегка раскачиваться и перебирать четки… Но сидел он прямо, и четок у него не было…»

В то время никого не удивляло, что в музее живут люди и, тем более, что здесь организуются кружки явно не профильные, если вспомнить, что Толстой был все-таки не живописцем, а писателем.

* * *

Впрочем, среди истинных ценителей московской старины здание славится не столько тем, что здесь — Музей Толстого или же своими внешними достоинствами (а они, между тем, высоки), сколько памятником Льву Толстому, уютно упрятанному за решеткой дворика за этим домом.

Памятник, между тем, весьма своеобразный. Борода кучерявится, ладони засунуты за широкий пояс, большие пальцы рук надавливают на живот. Ног нет, их как будто поленились сделать. Странный, вообще говоря, памятник.

Впрочем, история его еще более причудлива.

Скульптор Сергей Дмитриевич Меркуров начал этот монумент еще в 1910 году. Сразу же после смерти Льва Толстого он приехал в печально знаменитый станционный домик и снял с Льва Николаевича посмертную маску (а также слепки с его рук). Тогда же у него возникла мысль о памятнике. И в 1913 году, к 85-летию со дня рождения писателя, была готова статуя из розового финляндского гранита. Тот гранит Меркуров лично ездил выбирать в страну Суоми.

Сергей Дмитриевич был доволен памятником. Он писал: «Русская жизнь в те времена представлялась мне как большая степь, местами покрытая курганами. На курганах стояли большие каменные „бабы“ — из гранита — Пушкин, Толстой, Достоевский и другие. И время от времени этот, казалось, мертвый пейзаж потрясался грозой, громами, подземными толчками и землетрясениями. Я вспомнил слова Толстого: „Вот почему грядущая революция будет в России…“ А на кургане в бескрайней степи стояла каменная „баба“. От этого образа я не мог освободиться».

Впоследствии Меркуров лишь улучшит мнение о собственной работе (случай довольно редкий в среде творческих людей): «Мне кажется, что я открыл законы, которым подчиняются настоящие произведения искусства… В своих теориях зацепился кончиком за четвертое измерение… В статуе Толстого эти теории применялись бессознательно (интуитивно)».

Пока же стояла задача практическая — где именно установить меркуровский шедевр. Вроде бы приглянулась Миусская площадь, где располагалось весьма популярное учебное заведение — университет Альфонса Шанявского. Однако же в то время там велись работы по строительству большого храма Александра Невского, и «Союз русского народа» заявил, что если рядышком появится памятник Толстому (как известно, отлученному от церкви), его сразу же взорвут. Угроза возымела действие.

Выбор пал на двор писательской усадьбы на юго-западе Москвы, в Хамовниках. И снова возникли сомнения. В результате памятник был выставлен публично лишь весной 1914 года на съезде Толстовского общества. И опять же нигде не был установлен.

Спустя год после революции чиновник по культуре Виноградов сделал запись в дневнике: «Сегодня ездил в мастерскую скульптора Меркурова. Осматривал статуи Достоевского и Толстого. Это — две массивные статуи, которые вполне можно было бы использовать как памятники».

Тогда же комиссия под председательством А. Луначарского постановила меркуровский памятник где-нибудь да поставить. Но в отделе искусств Моссовета решили, что статуя слишком натуралистична и не соответствует новым требованиям к изобразительному искусству.

В итоге ее установили только в 1928 году, в скверике на Девичьем поле. Мнения критиков разделились. Владимир Гиляровский, например, писал: «Как из земли вырастает фигура с характерным контуром Толстого. К этой простой фигуре идут те простые линии, которые дает могучий гранит… Просто, понятно и необычайно сильно. Толстой из гранита. Сила земли. Массив».

Но были отзывы и резко отрицательные: «Надо понять, что такой памятник, как памятник Толстому, изображающий его в традиционном виде мужичка в русской рубашке, дает явно идеализированную фигуру писателя, сложную классовую сущность которого достаточно четко выявила марксистская наука, писателя, которого высоко ценил В. И. Ленин, находивший в его творчестве много важного и нужного для пролетариата — и вместе с тем немало вреднейшего, хотя и потерявшего свою остроту дурмана».

Однако памятник стоял на этом месте почти полстолетия. Лишь в 1972 году его зачем-то вдруг перенесли во двор музея на Пречистенке, а на Девичьем поле появился новый монумент работы скульптора Портянко. Более пафосный, зато нисколько не оригинальный.

Впрочем, и с ним были связаны интересные события. По замыслу автора, фигура, как бы вырастающая из земли, должна символизировать связь писателя с этой самой землей.

Скульптор Портянко рассказывал, что незадолго до подведения итогов конкурса на памятник Толстому он поехал купаться и нашел золотое кольцо. Эту находку он воспринял как предвестие своей победы в конкурсе.

При транспортировке гранитная глыба треснула. В результате ее пришлось расположить иначе, чем предполагалось,

и в результате памятник вышел меньших размеров.

Словом, чего-чего, а уж курьезов в истории Москвы хоть отбавляй.

Оглавление книги