Книга: Пречистенка

Первая казенная

Первая казенная

Здание Первой московской казенной гимназии (Волхонка, 18) построено в конце XVIII века.

Это здание было построено как жилое, однако в 1831 году его купила гимназия, и жизнь дома принципиально изменилась.

Ранее первая гимназия располагалась по соседству — в доме 16 по той же Волхонке. В принципе, он был весьма неплохим. «Путеводитель по Москве, изданный Сергеем Глинкою, сообразно французскому подлиннику г. Леконда де Лаво», вышедший в 1824 году, сообщал: «Сие здание, находящееся у Пречистенских ворот, состоит из трех просторных и хорошо выстроенных корпусов».

Но следовало расширяться. И новое приобретение пришлось как нельзя кстати.

* * *

Появление первой гимназии стало событием. Она открылась в 1804 году, однако наиболее усердные искатели исторических корней вели ее историю с середины восемнадцатого века, с момента открытия Московской университетской гимназии.

Один из директоров первой гимназии, господин Шпейер, даже учредил там домовую церковь в честь Стефана Пермского (в день этого святого в свое время открывалась университетская гимназия). Церковь вышла красивая и богатая, освещенная редким по тем временам электричеством, ну а до связи преподобного Стефана с проблемами народного образования никому дела не было.

Та гимназия была действительно народной. Больше половины всех учащихся происходили из крестьян (в том числе из дворовых). На втором месте шли солдатские дети, и лишь самая малая часть — из дворян.

Для того чтоб столь демократичное соотношение стало реальным, плату с учащихся брали по-разному. «В гимназии… — писал „Новый путеводитель по Москве“ 1833 года, — воспитанники разделяются на 2 отделения: на благородное и на разночинцев; пансионеры благородного отделения платят 450 рублей в год… Разночинцы платят менее благородных, именно 250 рублей в год, имея от гимназии и платье».

Такую сумму брали с тех, кто был на пансионе, то есть, по сути, жил в гимназии. А так называемые приходящие платили в год чуть больше десяти рублей. К тому же в пансионе за счет Приказа общественного призрения воспитывались три десятка сирот. Так что народность гимназии по тем временам была налицо.

Но образование давалось вовсе не церковно-приходское. Вот список предметов, изучавшихся в гимназии в то время:

«Философия, Словесность, Политическая Экономия, общая Грамматика, Риторика, Логика, Эстетика, Психология, Нравоучение, Правоведение и Политическое хозяйство, Естественная История, Технология, Коммерческие науки и Сельское Хозяйство, Математика и Физика, Тригонометрия, прикладная Математика и Опытная Физика.

История: — История и География древняя и новая, Статистика и в особенности Российского Государства География и История, Древности.

Языки: Латинский, Немецкий и Французский, рисование, танцевание, музыка и фехтование».

Все это изобилие, по сравнению с которым современная учебная программа смотрится довольно скромно, было рассчитано на 4 года. Причем не пропадали и каникулы: «Во время вакации учители Математики, Естественной истории и технологии ходят с учениками гулять для доставления им практических познаний; они посещают с ними фабрики и другие заведения, также наблюдают вещества минералогические и ботанические, попадающиеся им во время прогулок», — сообщал «Путеводитель в Москве».

А дальше — кто куда. «Хотя в Гимназии приготовляют учеников для поступления в Университет, так равно и для службы государственной, однако ж учение должно простираться до степени, приличной благовоспитанному юноше. Она служит также и предуготовительною школою для учителей, назначаемых в уезды», — писал тот же путеводитель.

В довершение всех благ при той гимназии были библиотека, минералогический кабинет, аптека и даже больница. Но главное — связь с самым демократичным из легальных (более того — официальных) учреждений того времени — Московским университетом. Связь как территориальная (минут пятнадцать ходу), так и административная. Ведь директор гимназии избирался именно университетом, а профессора из знаменитой альма-матер дважды в год присутствовали на экзаменах в гимназии. Так что ее «казенность» была скорее номинальной, нежели фактической.

* * *

В девятнадцатом столетии были нередки циркуляры попечителя Московского учебного округа и прочего начальства приблизительно такого плана:

«До сведения моего дошло, что ученики средних учебных заведений г. Москвы, воспользовавшись ослаблением в летнее вакационное время надзора за ними со стороны педагогического персонала, стали позволять себе уклонения от установленной для них формы одежды и даже нарушение правил, предписанных г. министром народного просвещения относительно поведения учеников вне стен учебных заведений… Суконные фуражки делаются не установленной формы (по образцу офицерских), а с прямой тульей, на манер прусских, летним фуражкам придается совершенно произвольная форма, воротнички рубашек делаются цветные или полосатые, учебные принадлежности… носятся не в ранцах, а связанные ремнями или в платках. Ученики старших классов носят длинные волосы, усы и бороды, иногда встречаются на улицах ученики с тростями, в партикулярных пальто и даже в цветных рубашках (вместо форменных блуз) под форменными пальто. Что же касается поведения учащихся вне стен учебных заведений, то некоторые ученики, вопреки установленным для них правилам, посещают трактиры, кофейни и другие подобные заведения и прогуливаются в позднее время по Тверскому бульвару, Кузнецкому мосту и в пассажах, иногда даже вместе с женщинами вольного поведения».

В первой же гимназии подобными вещами почти не занимались. Больше того, наказание пытались по возможности смягчить. Например, когда один из школяров, некий Сергей Роговин, незаконно пробирался в Большой театр на репетицию Шаляпина и был настигнут доблестной полицией, его всего лишь подвергнули четырехчасовому аресту в гимназическом карцере.

В первой гимназии к питомцам относились словно к родным. Известен случай, когда учитель математики П. Погорельский, проходя Торговыми рядами, увидел в лавке Лешу Тарасенкова, своего весьма способного ученика. Оказалось, что того забрали из гимназии, дав окончить лишь несколько классов, и определили торговать. Погорельский явился к родителям Леши, долго их уговаривал и в конце концов добился своего — Тарасенков вернулся в гимназию. Чутье не подвело учителя: Алексей Терентьевич Тарасенков окончил университет, сделался одним из популярнейших московских докторов и был, кстати, домашним врачом Николая Васильевича Гоголя.

* * *

Учителя в своей работе опирались на специальное «Руководство», принятое в этой гимназии. Положения его были, вообще говоря, очевидны. Например, такое: «Стараться более учители должны об образовании и изощрении разума учеников, нежели о пополнении и упражнении памяти; для изучения наизусть определяются токмо символ веры, молитва Господня, десять заповедей Божьих, молитвы прежде и после обеда, молитвы на сон грядущий и от сна восставших. Начинать при учении всегда следует с легкого и идти потом к трудному; опрашивать учеников не всегда сряду, однако же лучших всегда наперед, потом посредственных и наконец слабых. Ученики должны отвечать не „да“ или „нет“, но полною речью; лучше, если они отвечают исправно своими словами, нежели теми, какие находятся в книге».

Однако же в те времена (да и сейчас, увы) подобным руководствовались далеко не все преподаватели.

Здесь же преподавательский состав, по большей части, был таким, что «руководства» были ни к чему. В частности, поэт Владимир Луговской писал в своих воспоминаниях: «Отец мой, Александр Федорович Луговской, преподавал русскую литературу… Он был интересным широкообразованным человеком, не только литературоведом, но и историком, и археологом, знатоком живописи, скульптуры, архитектуры, а в особенности русской старины.

Его уроки были удивительно занимательны, он приносил в класс то старую гравюру, то павловскую фарфоровую чашку; любовь его к русскому искусству и вера в творческие силы нашего великого народа оказали на меня глубокое влияние».

А обучавшийся в первой гимназии Илья Эренбург посвятил ей рассказ, где главным героем выступал гимназический надзиратель, некто Скворцов. И, несмотря на церберскую должность, был он «человеком мягким, душевным, и хоть в беседы какие-либо, кроме распеканций, с детьми не вступал, но и не придирался, оставив на два часа, сожалел, а уничтожению карцера, даже коллег удивив, порадовался».

* * *

Жизнь первой гимназии вовсе не ограничивалась уроками и каникулярными прогулками. Там, к примеру, действовал студенческий театр, и руководил им Аполлон Григорьев, известнейший поэт. Так что окрестные жители время от времени могли потешить себя легенькой комедией или же серьезной драмой. А многие господа гимназисты (например, Музиль и Писемский) благодаря тому театру стали впоследствии известными актерами.

В гимназии нередко проходили выставки художников. В частности, тут состоялась «премьера» «Явления Христа народу» Александра Иванова.

А в гимназическом саду намеревались выстроить музей войны 1812 года. В нижнем этаже хотели разместить архив, библиотеку, а также «зал орудий». В верхнем — зал императора-победоносца и походную церковь. Но Министерство народного просвещения в последний момент пожалело земли, музей так и не был построен.

Оглавление книги