Книга: Вокруг Кремля и Китай-Города

Несбывшееся

Несбывшееся

Екатерина II бывала в Москве наездами, раз в несколько лет, и особых восторгов у неё старая столица не вызывала: «Град сей древний, что театральная хоромина: пышность и золото слепят очи, а за кулисами пыль да грязь». Суждение нелицеприятное, хотя и небезосновательное. В отличие от Санкт-Петербурга, стоявшего на каналах и продуваемого ветрами, Москва в екатерининские времена была городом преимущественно деревянным, застроенным хаотично, довольно запущенным и смрадным, если уж по-честному. Ничего подобного Зимнему дворцу или другим императорским резиденциям здесь не было, и поэтому государыне захотелось привести в достойный вид хотя бы Кремль.

В 1768 году была учреждена «Экспедиция Кремлёвского строения», и руководство ею было возложено на 30-летнего архитектора Василия Баженова, являвшегося профессором Римской академии Святого Луки, академиком Флорентийской и Болонской академий и членом Петербургской академии художеств.

Чтобы понять масштаб задачи, нужно представить себе Кремль тех времён. Соборная площадь в окружении Грановитой палаты и нескольких храмов, построенных итальянскими и русскими зодчими. Здания Арсенала и Потешного дворца. А на остальной территории теснились «в живописном беспорядке» монастыри, здания приказов и боярских палат… Каким волшебством можно было всё это гармонизировать?..

Графическая реконструкция ансамбля Московского Кремля по проекту В. И. Баженова, схема П. В. Панухина и Н. О. Душкиной

Баженов нашёл способ – хотя и неоднозначный, но талантливый безусловно.

Ансамбль Соборной площади он собирался оставить нетронутым. Арсенал – тоже. Потешным дворцом, построенным в царствование Алексея Михайловича, предполагалось пожертвовать, выстроив на его месте правительственное здание, планировкой схожее с Арсеналом. Тогда справа и слева от Троицкой башни стояли бы два симметричных строения, а ромбовидная площадь между ними продолжалась бы прямой улицей, выводящей к другой площади, овальной формы. От этой главной площади расходились бы лучами ещё три проспекта: один – сквозь Соборную площадь между Грановитой палатой и Благовещенским собором в сторону Боровицких ворот, другой – в сторону Спасских, а третий – в сторону Никольских. Правда, в последнем случае Кремлёвскую стену между Никольской и Сенатской башнями пришлось бы прорезать, чтобы этот проспект почти без изгиба переходил в Тверскую улицу.

Здания, которые в Кремле встали бы по сторонам спроектированных Баженовым проспектов, внушительной монументальностью не уступали зданиям петербургских коллегий и департаментов, да и раскрывающиеся веером проспекты невольно заставляли вспомнить о Гороховой, Невском и Вознесенском проспектах, разлетавшихся в разные стороны от адмиралтейской иглы… В общем, это получалось величественно и по-европейски, как и желала императрица.

Но самой впечатляющей частью проекта стал Большой Кремлёвский дворец, которому предстояло вознестись на высоком цоколе над одетой в камень набережной и стать самым большим (630 метров в длину) и самым красивым зданием в Москве. Крылья дворца, огибая площади, соединились бы в единый ансамбль с кварталами других строений нового Кремля. Ради этого Баженов готов был снести башни и стены Кремля вдоль Москвы-реки.

С одной стороны – это было потрясающе. С другой – чересчур революционно. Баженовский подход требовал осознания факта, что Кремль как оборонительное сооружение ценности уже не имеет: кто сможет овладеть Москвой, овладеет и Кремлём. Год 1812-й это доказал, а 1917-й подтвердил, но в году 1770-м такая мысль отнюдь не казалась очевидной. Не говоря уж о другой стороне проблемы – ценности Кремля как архитектурного шедевра. С этой точки зрения трогать вообще ничего нельзя было – но ведь государыня пожелала иметь дворец. Где же и строить его, если не в Кремле?..

Чтобы государыня смогла составить полное и правильное представление о замысле зодчего, решено было построить макет дворца. В те времена очень часто поступали таким образом – ведь заказчики, как правило, разбираться в чертежах не умели, а кроме того, трёхмерная модель помогала и создателю здания представить точно, как будут соотноситься между собой части постройки, как будет она выглядеть в зависимости от изменения освещённости, от точки обзора и так далее.

В Кремле возле Арсенала был специально построен Модельный дом – большое помещение, в котором Баженов и два его помощника-немца, Витман и Меллер, работали больше двух лет. Сначала общий план переводили в чертежи, по которым мастера-краснодеревщики изготавливали детали: полы и стены – из липы, резные карнизы и множество колонн – из клёна, элементы внутренней отделки – из яблоневого и грушевого дерева. Потом из полученных деталей собирали части дворца, покрывали левкасом (старинный способ грунтовки, применявшийся иконописцами и позволявший получить одновременно и ощущение глубины, и некоторой прозрачности). Лепнина и прочие рельефные украшения тоже были представлены в миниатюрном варианте, их отлил из олова мастер Иоганн Юст.

Вскорости слух об игрушечном дворце разнёсся по Москве, и желающие подивиться на новое чудо света потекли в Кремль. Чтобы любопытство горожан удовлетворить, но не в ущерб работе, с позволения императрицы мастерскую стали открывать для посторонних один раз в месяц, по субботам. Пускали всех, за исключением «людей низкого звания», но мужики и ребятня всё равно любовались, подсаживая друг друга к окнам. (Наверное, благодаря этому макет и уцелел в дни чумного бунта, когда толпа громила всё без разбору. Сюда толпа не добралась – даже спьяну и в ярости никому и в голову не пришло, что можно порушить этакую красоту).

Когда работа была окончена и настало время показать макет августейшей заказчице, его разделили на фрагменты и на 120 санях отправили в Петербург. Рассмотрев модель в двух вариантах, Екатерина подписала указ, и строительство началось. Были разобраны стоявшие между Тайницкой башней и Чудовым монастырём здания приказов, а также часть Кремлёвской стены с четырьмя башнями, от Тайницкой до Петровской, где землекопы приступили к рытью котлована. Но работы велись очень медленно, ибо война с Турцией шла уже пятый год и серьёзно опустошила государственную казну. Котлован начали заполнять грунтовые воды. Их пытались откачивать, но без успеха. В результате склон Тайницкого холма пополз вниз и на южной стене Архангельского собора появилась трещина. Пришлось укрепить стену каменными контрфорсами, и угроза миновала – но вот общественное мнение сложилось не в пользу Баженова, и это поправить было куда сложнее, чем трещину.

Медаль в честь закладки Большого Кремлёвского дворца в Москве, 1773

Однако главная проблема состояла не в этом и даже не в финансах. Время шло, вкусы и взгляды императрицы постепенно изменялись, и сам проект уже перестал её устраивать. Да и Кремль, хотя и окружённый водными преградами, но теряющий свои стены, не соответствовал представлениям государыни о надёжной резиденции. Не будем забывать, что история дворцовых переворотов в России была весьма солидной и сама Екатерина царствование начала именно с устранения Петра III, своего законного супруга, а сын их Павел Петрович уже разменял третий десяток и свою коронацию прямо-таки спал и видел…

По высочайшему повелению строительство дворца остановили, а котлован приказано было засыпать. Но вот уж этим Баженов заниматься не стал, подав в отставку со словами: «Оставляю тому, кто за благо избран будет».

Преемником Баженова стал Матвей Казаков, его ученик. Как ни странно, это событие ничуть не ухудшило отношений между ними – оттого, наверное, что оба ощущали себя зодчими в первую очередь, а учителем и учеником лишь во вторую.

Существует легенда, что оскорблённый и разочарованный таким отношением к его трудам Баженов сделал императрице ответный жест – взявшись за перестройку дома Пашкова, расположил его к Кремлю не фасадом, а тыльной стороной. Конечно, в этом читался бы довольно тонкий юмор, но в действительности причина такой планировки рациональна: кареты хозяина и гостей должны были подъезжать прямо к дверям парадного входа, а со стороны Моховой склон был таким крутым, что архитектор там даже лестницу делать не стал, чтобы не утруждать гостей подъёмом по ступеням, – с той стороны разбили сад с фонтаном, на зависть всем прохожим.

В. И. Баженов, с портрета работы И. Т. Некрасова, 1770-е годы

Зодчий и в самом деле подал в отставку. Однако и матушка-императрица такими людьми, как Баженов, не разбрасывалась. Потому Екатерина сочла уместным поручить архитектору создание другого дворца в другом месте – в недавно приобретённом и уже переименованном в «Царицыно» имении князей Кантемиров. Так что в 1782–1786 годах, когда дом Пашкова перестраивался, Баженов увлечённо работал над проектом новой императорской резиденции и, даже выполняя попутно хороший и дорогостоящий заказ, никакого фрондёрства позволять себе не стал бы.

Усадьба Чёрная Грязь, она же Царицыно, – место холмистое, изрытое живописными оврагами и по этой причине очень непростое для строительства. Чтобы возвести большой дворец, потребовалось бы выравнивать ландшафт, а портить первозданную красоту натуры Баженов не хотел. Поэтому он предложил вместо одного дворца построить несколько, но небольших, расположив их «как бы в беспорядке». На самом деле беспорядок был кажущимся, пространство логично разделялось на дворцовую, садовую и парковую зоны, и все здания были точно расставлены по модульной сетке осей.

Столь точный и тонкий расчёт имел одну интересную цель, которую до Баженова никто из российских зодчих себе не ставил: при взгляде издали – например, при движении по Серпуховскому тракту – дворцы смотрелись бы как единый замок с высокой башней, вдалеке за которым виднелся Кремль. (Естественно, в наши дни увидеть это уже не позволила бы современная высотная застройка «спальных районов»). Комплекс дворцовых зданий по мере приближения к нему постепенно превращался бы в отдельные постройки – все разные, но выполненные в едином стиле.

Выбор стиля тоже был неслучаен. Когда в ознаменование победы над турками было устроено в 1775 году торжественное гулянье на Ходынском поле, Баженов по велению императрицы возвел там сказочный городок. Его временные павильоны являлись тонкой стилизацией под восточную архитектуру – с минаретами, куполами, крепостями… Государыне и князю Потёмкину (с которым Екатерина уже была обвенчана) понравились и праздник, и необычный антураж. Архитектор был награждён и, что важнее, получил новую задачу – перестроить выполненное «в китайском вкусе» имение Кантемира в Царицыно.

Желание императрицы построить дворец в готическом или в мавританском стиле было не более чем капризом, но оно привело Баженова к интересному решению. Зодчий не стал подражать средневековым образцам – но, переосмыслив их, создал нечто неповторимое и при этом отчётливо родственное Москве с её краснокирпичными кремлёвскими стенами.

Эскизы государыне понравились, и Баженов приступил к работе, намереваясь уложиться в три года. Но начавшееся в 1776 году строительство затянулось всё по той же причине – деньги. Чтобы не повторилась история с кремлёвским проектом, зодчему приходилось постоянно писать прошения в Петербург, а когда это не помогало, он даже брал кредиты и продолжал вести стройку за свой счёт. В итоге сумма его долгов к 1784 году составила около 15 тысяч рублей золотом, и это не считая того, что собственный дом в Москве вместе со всей обстановкой и библиотекой он продал ради всё той же цели. Да и то сказать – на что ему был дом, если Баженов там практически не бывал, все дни пропадая на стройке? В одном из едва законченных помещений дворца он поселился, туда же перевёз и семью. Здание было холодным, продуваемым сквозняками, и маленький сын архитектора заболел и вскоре умер.

Фигурные ворота. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

А Баженов, словно Сизиф, всё катил и катил к вершине свой камень… Объяснял тонкости замысла приезжавшим из столицы инспекторам, успокаивал сидящих третий месяц без жалованья штукатуров, ругался с выписанными из Англии садовниками… К 1785 году были возведены все запланированные постройки, кроме Конюшенного корпуса и башни с часами. Сдали свою работу печники, заканчивали кровельщики и плиточники.

Музыкальный дом. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

На каком же тонком волоске бывает порой подвешено то, что человек искренне считает делом своей жизни… Императрица мало того что приехала раньше намеченного срока (когда явно не всё было закончено должным образом), но вдобавок ещё и не той дорогой!.. Казалось бы, какой пустяк – не через парадные ворота. Но мы ведь помним, в чём был замысел зодчего. Царицынский ансамбль представал волшебным зрелищем, если приближаться к нему по главной дороге, – но при въезде через задние ворота он показался горсткой строений из красного кирпича с непонятным и даже подозрительным белокаменным декором.

Императрице уже доносили о том, что её придворный архитектор вступил в масонскую ложу, однако Екатерину при всей её нелюбви к масонам гораздо сильнее беспокоило другое – то, что при каждом своём приезде в Петербург Баженов встречался с цесаревичем Павлом. Отношения Екатерины с наследником ухудшались с каждым годом, она всерьёз опасалась дворцового переворота и даже в Царицыно столь неудобным маршрутом приехала из-за слухов о возможном покушении. На что там могут масоны надоумить Павла Петровича и какие по его желанию тайные ходы и дверцы способен построить Василий Иванович – дело тёмное… а бережёного Бог бережёт.

Резиденцию, на которую зодчий потратил десять лет жизни, императрица осматривала недолго. Прошлась по аванзалам Большого дворца, завернула в боковой корпус окинуть монаршим взором предназначенные для неё покои, после чего – мрачная, не промолвив ни слова – в сопровождении свиты направилась к карете.

Баженов, днём раньше получивший повеление представить государыне супругу и семейство, уже понял, что день триумфа обернулся днём краха. Но он умел держать удар.

– Государыня! – сказал он с низким поклоном. – Я достоин Вашего гнева, ибо не имел счастья угодить Вам, но жена моя ничего не строила.

Императрица остановилась и обернулась. Не удостоив никого ни словом, ни улыбкой, допустила всё семейство к руке и уехала.

Что Баженов попал в немилость, поняли все. Официально было объявлено, что строениям необходимы некоторые внутренние переделки, осуществление которых возлагалось на Матвея Казакова. Ученик постарался, насколько это было возможно, сохранить общий замысел учителя, но всё равно в итоге Главный корпус был снесён до основания и на его месте возведён новый, уже по проекту Казакова, утверждённому Екатериной.

Каковы были истинные причины произошедшего, мы никогда не узнаем, и нет смысла перебирать версии, которых существует едва ли не три десятка. Скорее всего, просто имело место злосчастное стечение обстоятельств: стройка затянулась, и за это десятилетие изменились и вкусы императрицы, и её настроение. Екатерина любила дворцы, и ей нравилось заказывать новые – как новые платья, к примеру; но она была по-женски непостоянна и могла охладеть и к зодчему, и к его замыслам. К тому же на мызе Пелла под Петербургом как раз тогда начали строить ещё один дворец, план которого государыня одобрила всего за пару месяцев до приезда в Царицыно.

Царицыно. Проект дворца с рисунка Казакова. План дворцовых построек. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

«Стройка – дело дьявольское: она пожирает деньги, и чем больше строишь, тем больше хочется строить. Это – болезнь, как запой…» – сетовала Екатерина в одном из писем.

Что ж, деньги были вложены, и строительство дворца следовало как-то закончить. Тем более что князь Потёмкин-Таврический предложил профинансировать оставшиеся работы из своих личных средств (он очень любил это имение, где ещё до начала строительства прожил с Екатериной несколько очень счастливых дней). Но тут началась новая война с Турцией, князь уехал командовать армией, и работы опять приостановились. А после внезапной кончины Потёмкина в 1791 году стало совсем непонятно, будут ли работы когда-нибудь продолжены.

Прошло ещё года два, и Екатерина всё же повелела закончить постройку. Теперь уже Казакову пришлось вносить изменения в свой проект (центральная часть дворца стала ниже на один этаж), а вдобавок предстояло разобрать построенные Баженовым Большой Кавалерский и Камер-юнгфарский корпуса – в новой композиции они заслоняли вид на фасад Главного корпуса.

Баженову это было уже безразлично. В первые годы после отставки он вообще не мог работать, хотя Матвей Казаков и глава Экспедиции Кремлёвского строения Михаил Измайлов пытались ему помочь: они сговорились, что проекты переделки дворцов подготовят оба архитектора, но Казаков свой придержит, чтобы матушка-императрица первым увидела проект опального зодчего, а не его ученика, к которому весьма благоволила. Но Баженов не принял их план, осознав, что для Екатерины Великой строить ему не суждено.

Тем не менее оказаться у Екатерины в опале автоматически означало покровительство со стороны цесаревича. Павел ощущал себя наследным принцем наподобие Гамлета, у которого коварная мать похитила корону, принадлежавшую ему по праву. «Сразиться с целым морем бед» Павел Петрович не решался, но хотя бы свой собственный Эльсинор построить хотел.

Цесаревич использовал своё влияние на то, чтобы Баженову предложили должность архитектора при Адмиралтействе. Строить склады в Кронштадте, да ещё и по чужим проектам, для Баженова было то же самое, что Рокотову мыть кисти малярам. Но он занимался этим, потому что верил в счастливую звезду наследника престола, ведь Павлу 38, а государыне уже 63, и при новом императоре всё пойдёт совершенно по-иному…

Развалины дворца. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

Императрица скончалась на шестьдесят седьмом году жизни, и на престол взошёл Павел I. В лавине реформ, обрушенной Павлом на Россию, нашлись дела и для Баженова – император сделал его вице-президентом Академии художеств. Достраивать заброшенное Царицыно Павел не пожелал, все затеи покойной матушки были ему глубоко противны, да и Баженов вряд ли мечтал вернуться к этой работе – слишком много боли она ему принесла.

Он уже немолод, разменял седьмой десяток. Занимается делами Академии художеств, а также проектирует для Павла I дворец-замок по собственноручным наброскам государя и надзирает за строительством, которым руководит архитектор Винченцо Бренна.

Павел I жил в постоянном ожидании дворцового переворота, поскольку понимал, что своими реформами настроил против себя и армию, и дворянство. Потому от резиденции требовалась прежде всего надёжность. Отделённый от города водами Мойки и Фонтанки, а также специальным рвом, с толстыми стенами и укреплённым входом, Михайловский замок этим требованиям отвечал. Он мог бы выдержать штурм – но не измену. Впрочем, зодчему не суждено было дожить ни до окончания строительства, ни до гибели своего покровителя. Баженов умер от апоплексического удара в августе 1799 года.

Оглавление книги