Книга: Исторические здания Петербурга [Прошлое и современность. Адреса и обитатели]

Доходный дом И. И. Дернова (Таврическая ул., 35)

Доходный дом И. И. Дернова (Таврическая ул., 35)

Наш следующий петербургский дом расположен недалеко от дома А. В. Кащенко – он также построен на Таврической улице и занимает угловой участок на пересечении с Тверской улицей. Доходный дом И. И. Дернова вошел в историю Санкт-Петербурга своей угловой башней, получившей имя поэта-символиста Вячеслава Ивановича Иванова.

Участок (дом № 1) на Потемкинской улице петербургский купец 1-й гильдии Иван Иванович Дернов приобрел в 1903 г. у Марии Дмитриевны Грязевой. На этот год она показана владелицей дома, в 1904 г. здание значится уже за И. И. Дерновым, а после 1906 г. оно принадлежало наследникам купца: Василию Васильевичу Змееву (1907 г.), Георгию Ивановичу Дернову (1908 г.), Елизавете Ивановне Далматовой и дочери И. И. Дернова (с 1916 г.).

Иван Иванович Дернов слыл в столице весьма состоятельным предпринимателем, владевшим рядом доходных домов в центре и на Выборгской стороне. Кроме химической прачечной, он занимался торговлей и возглавлял торговый дом «Дерновы И. и Н.», учрежденный на паях с братом, Николаем Ивановичем Дерновым. Как и положено именитому купцу, Дернов много времени и средств тратил на общественную работу и благотворительность. Он занимал пост председателя правления Мариинского общества торговцев, выбирался в гласные Городской думы, являлся попечителем Обуховской больницы, председателем Костромского благотворительного общества и входил в Городскую больничную комиссию. Подобно многим предпринимателям начала XX в., И. И. Дернов активно скупал землю в пригородах Санкт-Петербурга. Например, в Лигове, где находилась дача купца, была улица Дерновая, названная в его честь. Кроме этого, Дернов владел большими земельными участками в Коломягах, Удельной, Озерках и других предместьях Петербурга. В его собственности находилась усадьба «Елизаветино», расположенная в районе поселка Сиверский.

Таврическая ул., 35. Современное фото

Для постройки дома у Таврического сада купец нанял техника Городской управы Михаила Николаевича Кондратьева, предложившего здание в стиле эклектики с угловой частью дома в виде башни.

Круглая угловая часть постройки завершается высокой куполообразной крышей, увенчанной фонарем. Поверхность купола разделена ребрами и дополнена окнами. В основании кровли можно видеть полуциркульные оконные проемы, сильно заглубленные по отношению к ступенчатому наличнику. На уровне второго, третьего и четвертого этажей башня опоясана балконами с витой металлической решеткой ограждения. Полуциркульные окна повторяются на нижних этажах постройки, и их дополняют балконные двери той же конфигурации. Рустом выделен не только первый этаж, но и два следующих. На уровне четвертого и пятого этажей окна башни фланкируют пилястры, а межэтажное пространство украшает лепной декор.

Башня дома И. И. Дернова выделена композиционно, а два его лицевых фасада лишь поддерживают ее, создавая единый ансамбль этих трех составных частей здания. Часть дома, выходящая на Таврическую улицу, более протяженная, при этом один фасад повторяет другой и в расположении балконов, и в том, что боковые части на уровне третьего–пятого этажей выделены эркерами, купольное завершение которых созвучно основным мотивам угловой башни. Декоративное убранство фасадов аналогично декору башни – те же пилястры, лепнина и обработка оконных проемов. Новыми здесь, пожалуй, выступают часть оконных проемов с интересным наличником, обработка парадных входов и мощные консоли эркеров. Стоит обратить внимание на примечательные рельефы с изображением драконов.

Здание не лишено некоторых мотивов, присущих постройками в стиле модерн, к которым можно отнести часть декоративного убранства фасадов, парадные двери и отделку интерьеров. Витражи, сохранившиеся в доме, являются ярким памятником витражного искусства начала XX столетия.

Внутри дома сохранилась историческая отделка части помещений, скульптурное убранство, настенная живопись, камины и изразцовые голландские печи, а также оригинальные перила ограждения парадной лестницы.

С улицы жильцы и гости дома И. И. Дернова попадали в большой вестибюль, где их встречал швейцар в ливрее. Поэт и переводчик Владимир Пяст писал в книге воспоминаний: «У огромного импозантного швейцара Павла, – из числа тех классических швейцаров в ливрее прежних времен, которые еще даже после 1905 года не перевелись в „лучших домах“ Петербурга с подъездами, и который стоял чуть ли не с булавой в подъезде дома на Таврической, впуская в полночь гостей на „башню“, – а в пиджачке и калошах на босу ногу выпускал под утро их оттуда, безропотно принимая ничтожную мзду из многих студенческих и богемных рук за бужение в неурочный час, – у этого Павла было, как полагается для подлестничных жильцов, несметное количество детей».[83]

Для удобства жильцов в доме установили лифт, но он поднимался только до четвертого этажа, так что жильцам пятого этажа и мансарды приходилось далее идти пешком. Знаменитая квартира В. И. Иванова (№ 23) находилась в башне в мансарде, и со временем эту часть дома стали называть «Башней Иванова». О жизни в доме писала в своих воспоминаниях дочь поэта Лидия: «Дом на Таврической находился на углу Тверской улицы. Форма дома была особенная: его угол был построен в виде башни. Половину этой башни образовали внешние стены, с большими окнами, а другая половина состояла из внутренней части квартир. Над башней возвышался купол, и туда можно было с опаской заходить, чтобы любоваться чудным видом на город, на Неву и окрестности. Я часто туда отправлялась, а изредка даже и Вячеслав с гостями. В квартирах под нами башня представляла собой большой круглый зал (на одном этаже там была школа танцев Знаменских, на другом – общественная читальня). В нашей квартире этот зал был разделен на три маленькие комнаты с крошечной темной передней. Форма комнат была причудливая, так как это были разрезы круга. В каждой комнате было очень большое окно с видом на море макушек деревьев Таврического сада. Отец поселился в средней комнате башни. Наша квартира на пятом этаже была скромная. Кроме башни, все комнаты имели маленькие мансардные окна».[84]

В. И. Иванов

Литературно-философские вечера проходили в квартире В. И. Иванова и его супруги Лидии Дмитриевны Зиновьевой-Аннибал по средам («Ивановские среды»). Первая такая встреча прошла 7 сентября 1905 г., вторая – через неделю. Поначалу среды посещал ограниченный круг, но довольно быстро число участников выросло до 30–40 человек. Посиделки начинались после 11 часов вечера, причем почти сразу решили учредить должность председателя вечера. Знаменитого философа Николая Александровича Бердяева выбирали на эту должность чаще всех остальных.

Лидия Вячеславовна Иванова вспоминала: «Сколько народу перебывало на Башне! Гости и друзья не только приходили, но даже останавливались: кто на два-три дня, кто и надолго. Некоторые московские друзья и не предупреждали, а прямо ехали к нам с чемоданами. Уже стало не хватать двух квартир, созданных при маме. Пришлось проломить стену и вставить дверь, присоединяющую еще к нам и третью квартиру. Она выходила окнами на Таврическую и имела три маленькие комнаты и отдельный вход с другой лестницы. В последние годы в ней жил Кузмин. <…> За обедом всегда сидело человек восемь-девять или больше. И обед затягивался, самовар не переставал работать до поздней ночи. Кто только не сиживал у нас за столом! Крупные писатели, поэты, философы, художники, актеры, музыканты, профессора, студенты, начинающие поэты, оккультисты; люди полусумасшедшие на самом деле и другие, выкидывающие что-то для оригинальности; декаденты, экзальтированные дамы. Вспоминаю одну, которая приходила к Вячеславу, упрямо приглашала его к себе на какой-то островок, где у нее был дом. Она хотела, чтобы он помог ей родить сверхчеловека. Говорили, что она обходила многих знаменитых людей с этим предложением. Разговоры были очень оживленные и обыкновенно мне непонятные. Я раз сбегала на кухню поболтать с Матрешей (прислуга Ивановых. – А. Г.), а она говорит: „Странно! Говорят по-русски? А ничего нельзя понять!“».[85]

Художник М. В. Добужинский вспоминал: «Гости на „средах“ оставались иногда до раннего утра. Лидия Дмитриевна, любившая хитоны и пеплумы, красные и белые, предпочитала диванам и креслам ковры, на которых среди подушек многие группировались и возлежали. Помню, так было при приезде Брюсова, который, сидя на ковре в наполеоновской позе, читал свои зловещие стихи, и свет был притушен».[86]

Об этих встречах позднее вспоминал и Корней Иванович Чуковский: «Читал он (А. А. Блок. – А. Г.) ее (стихотворение „Незнакомка“. – А. Г.) на крыше знаменитой башни Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь артистический Петербург. Из башни был выход на пологую крышу, и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, опьяненные стихами и вином – а стихами опьянялись тогда, как вином, – вышли под белесое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только произнес он последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение».[87]

В Башне Иванова. В центре – В. И. Иванов, справа – М. А. Кузмин

Как водится, ночные посиделки в башне не могли не остаться незамеченными петербургской полицией, живо интересовавшейся (а традиция сохранилась) спорами литераторов, философов и художников. Инцидент, произошедший в один из осенних вечеров 1906 г., описал в деталях М. В. Добужинский: «…когда в „башне“ было одно из самых многолюдных собраний и был в самом разгаре „чай“, внезапно раскрылись двери передней (как раз против самовара), и театральнейшим образом, как настоящий „deus ex machina“,[88] появился полицейский офицер с целым отрядом городовых. Всем велено было остаться на своих местах, и немедленно у всех дверей поставлены были часовые. Забавно, что никакого переполоха не произошло, и чаепитие продолжалось как ни в чем не бывало. Однако по очереди все должны были удаляться в одну из комнат, где после краткого допроса, к всеобщему уже возмущению, началась чрезвычайно оскорбительная операция личного досмотра. Сначала допрашиваемые старались шутить и дерзить, но когда руки городовых стали шарить в карманах, сделалось уже не до шуток. Процедура эта тянулась до самого утра, и обысканные с негодованием обсуждали, как же реагировать. Среди „пострадавших“ присутствовала мать Максимилиана Волошина,[89] только что приехавшая из Парижа, дама почтенного возраста, молчаливая и безобидная, но внешности весьма для полиции оскорбительной: стриженая, что было по тем временам еще очень либеральным, и, пуще того, ходившая, что, впрочем, и нас, и весь Петербург удивляло, в широких и коротких шароварах, какие когда-то носили велосипедистки. Она-то и стала искупительной жертвой за всех нас. Полицейский офицер решил, что она и есть самый главный и опасный „мистический анархист“, и забрал ее, совершенно растерявшуюся и расплакавшуюся в градоначальстве. <…> Всех же остальных на заре, по окончании обыска, отпустили с миром. Отобранные документы мы все получили обратно из градоначальства, и никаких последствий ни для кого это глупое происшествие не имело».[90]

Л. Д. Зиновьева-Аннибал и В. И. Иванов

Лидия Дмитриевна происходила из дворянской семьи Зиновьевых – Веймарн. Ее брат, Александр Дмитриевич, в 1903–1911 гг. занимал пост санкт-петербургского губернатора. В отличие от брата, Л. Д. Зиновьева-Аннибал интересовалась марксизмом и даже устраивала тайные встречи народников на своей квартире. С В. И. Ивановым она познакомилась в Риме в 1893 г., уже будучи замужем и с тремя детьми, причем муж Лидии Дмитриевны категорически отказался разводиться, и бракоразводный процесс затянулся на несколько лет. В браке с Ивановым родилась дочь Лидия.

Свое первое литературное произведение Лидия Дмитриевна опубликовала в возрасте 23 лет, а кроме прозы писала пьесы и стихи. В начале XX в. Зиновьева-Аннибал пробует себя в качестве критика, исследует творчество Ф. Сологуба, Андре Жида и Генри Джеймса.

В 1905 и следующем 1906 г. «Ивановские среды» проходили достаточно регулярно, но все это прекратилось в декабре 1906 г. – Л. Д. Зиновьева-Аннибал заболела скарлатиной. Это обстоятельство мешало проведению встреч, а с кончиной супруги В. И. Иванова в 1907 г. от осложнения после болезни встречи в башне прекратились на целый год. С 1908 г. «Ивановские среды» стали менее регулярны, а после отъезда В. И. Иванова в 1912 г. из России и вовсе перестали существовать. Через год поэт вернулся в Россию, но поселился уже в Москве, в доме на Зубовском бульваре.

М. В. Сабашникова и М. А. Волошин

Уже на исходе «Ивановских сред», в 1910 г., в квартире поэта устраивались любительские театральные постановки под руководством В. Э. Мейерхольда и С. Ю. Судейкина. Актерами этого «Башенного театра» были дети жильцов дома, в том числе дочь и сыновья В. И. Иванова и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.

В башне в квартире на четвертом этаже в 1906–1909 гг. работала художественная школа художницы Елизаветы Николаевны Званцевой. Из истории этой квартиры известно то, что в ней в 1906–1907 гг. жил поэт и художник Максимилиан Александрович Волошин. Здесь он познакомился с художницей Маргаритой Васильевной Сабашниковой, на которой в апреле 1906 г. женился.

М. В. Добужинский и Е. В. Званцева (в первом ряду) с учениками

Свою школу художница открыла в Москве в 1899 г., среди ее преподавателей были известные художники В. А. Серов, Н. П. Ульянов и К. А. Коровин. К преподаванию в петербургской художественной школе, открытой в 1906 г., Е. Н. Званцева также привлекала знаменитостей – М. В. Добужинского, Л. С. Бакста и К. С. Петрова-Водкина. Поэтому мастерскую в Санкт-Петербурге часто называли «школой Бакста и Добужинского». Кроме того, Лев Самойлович Бакст стал художественным руководителем учебного заведения и предложил собственную систему преподавания живописи.

В письме к Е. Н. Званцевой от 14 августа 1906 г. художник К. А. Сомов писал: «Вчера еще только мы говорили с Бакстом о Вас и Вашей школе и удивлялись, что от Вас ни слуха, ни духа. Не мешкайте! Бакст не изменил своего решения быть у Вас профессором и имеет уже для школы 6–7 человек учеников среди своих знакомых; я тоже имею человека 2, которые жаждут поступить к Вам. Да и у Вас было человек 5? Видите, сразу у Вас будет человек 10–12! Вчера я был в одном доме на Таврической (угол Тверской), два шага от Степановых, где отдаются две квартиры, я их не видел, но, говорят, в одной большой – круглая зала. В этом доме живет Вячеслав Иванов».[91]

Сама Елизавета Николаевна получила прекрасное художественное образование. В 1885 г. она поступила в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в котором проучилась три года. Продолжила образование в петербургской Академии художеств у художников П. П. Чистякова и И. Е. Репина, однако прервала здесь свое обучение и уехала в Париж. В столице Франции Е. Н. Званцева посещала занятия в академиях Жюлиана и Коларосси, чей свободный дух и новые веяния в живописи и решила перенести на родину, открыв частную художественную школу. Все время работы школы Е. Н. Званцева постоянно общалась с Ивановыми и часто посещала их «Среды», кроме того участниками философско-литературных вечеров были и преподаватели, и ученики художественной школы.

После революции в доме открылась художественная школа-мастерская, ставшая в конце 1930-х гг. художественным училищем. Это учебное заведение находилось здесь до начала 1961 г. Кроме того, в 1923 г. в доме открыли детский сад (тогда – детский очаг), существующий на первых двух этажах и в наше время.

Оглавление книги