Книга: Тверская. Прогулки по старой Москве

Национальная гостиница

Национальная гостиница

ГОСТИНИЦА «НАЦИОНАЛЬ» (Тверская улица, 1) построена в 1903 году по проекту архитектора А. И. Иванова в стиле модерн с элементами эклектики. Заказчиком было Варваринское акционерное общество домовладельцев.

В 1903 году в Москве произошло довольно важное событие, оставшееся поначалу незамеченным. На Тверской улице, на месте старого трактира «Балаклава» возникла новая гостиница «Националь», или Национальная гостиница (первое время ее называли по-разному).

Старожилы поначалу даже огорчились. Еще бы – «Балаклава» была местом колоритным. Немногие москвичи знали значение мудреного слова, однако почти всем было известно, что трактир этот – особенный. Вместо традиционных кабинетов в нем скрывались настоящие пещеры. То есть, конечно же, не настоящие – декоративные. В наши дни подобными дизайнерскими выдумками никого уже не удивишь, однако же столетие назад такие фокусы считались очень даже необычными и смелыми.

Тем не менее рабочие неспешно и без сожаления разломали низенькое здание трактира, а на его месте появился новенький отель в шесть этажей. Одновременно с ним возник другой – громадный «Метрополь». Он был и больше, и роскошнее, и, более того, имел скандальную историю (во время строительства его владелец, известный промышленник Савва Иванович Мамонтов, оказался в тюрьме за растрату). Национальная гостиница на фоне «Метрополя» выглядела скромненько.

Гости столицы, да и сами москвичи, быстренько поняли, что новая гостиница «Националь» – довольно респектабельное место. Постояльцев поражали мраморные статуи атлантов в вестибюле, дорогая мебель, росписи на потолках, резные рамы. Майоликовое сооружение, которое мы видим в наши дни (индустриальный пейзаж с трубами и дымом), было сделано, конечно, уже после революции. Первоначальная тематика «национальной» живописи была несколько иной, гораздо больше соответствующей модному тогда стилю модерн – одновременно романтической и ироничной. Например, одна из росписей изображала бога Вакха, оседлавшего забавный деревянный велосипед (кстати, этот вид транспорта в то время был в новинку).

А еще в «Национале» имелась абсолютная по тем временам редкость – лифт.

Первые два этажа гостиницы заняли дорогие магазины – готового платья и меховых изделий братьев Петуховых, кондитерская Чуева, а также другие некогда прославленные фирмы. А выше разместились номера, рестораны и доходные квартиры, сдаваемые на приличный срок.

Вышло так, что скромный и при этом респектабельный отель «Националь» облюбовали иностранцы, преимущественно из интеллигенции. Видимо, название привлекало. Во всяком случае, они в нем видели нечто знакомое, в отличие, к примеру, от Лоскутной гостиницы. Да и рекомендации приятелей (они, видимо, были положительными) влияли на решение.

Герой трилогии Андрея Белого «Москва», японский математик Исси-Нисси, после утомительной экскурсии по городу, которую ему устроил наш, московский математик, направился как раз сюда: «И стремительно прочь от профессора ноги несли самодергом японца – в „Отель-Националь“, чтоб пасть замертво: в сон».

Впрочем, реальные, а не придуманные гости, напротив, радовались всяческой возможности, что называется, «выбраться в город». Тем более, что «выбираться» было очень просто – местоположение гостиницы располагало. К примеру, когда в 1913 году сюда въехал Анатоль Франс, он, судя по заметке в «Голосе Москвы», «тотчас по прибытии, несмотря на усталость с дороги… посетил Кремль, где побывал и в Грановитой палате, и во дворцах, и в старинных соборах, осмотрел Царь-колокол и Царь-пушку и даже намеревался подняться на колокольню Ивана Великого, „если бы на ней был устроен лифт“».

Видимо, на идею с лифтом навело его аналогичное устройство, оборудованное в гостинице.

Спустя год другой писатель, Герберт Джордж Уэллс, наоборот, стремился, по словам той же газеты, «ознакомиться с современной Россией, а не с памятниками древней русской старины, которые обыкновенно больше всего привлекают иностранцев. Насколько писатель интересуется жизнью современного города, доказывает то, что он… весь день почти проводит на улице».

Естественно, не только иностранцы останавливались в том отеле. Здесь проживали балерина Анна Павлова («Необыкновенно довольна Москвой. Так не хочется уезжать в Петербург!») и композитор Римский-Корсаков, прибывший на премьеру собственной оперы «Царская невеста» в «Московской частной опере».

А перед зданием «Националя» высилась часовня Александра Невского, поставленная здесь еще в 1878 году. Автор ее – архитектор Д. Чичагов был человеком независимым и дерзким. Однажды, например, сам царь Николай Первый, увидев рослого чичаговского сына, решил оказать ему царскую милость и заявил, что принимает юного Чичагова в гвардейский полк. В ответ на это зодчий злобно посмотрел на императора и рявкнул:

– Мой сын, ваше величество, хотел бы стать архитектором.

– Как знаешь, – ответствовал обескураженный царь.

Неудивительно, что и часовня выглядела необычно. Поставленная в честь освобождения славянских стран от ига Турции, она была украшена воинскими доспехами.

Но истинным культурным центром гостиница «Националь» сделалась уже после революции, когда в здешнем кафе полюбил проводить свои досуги Юрий Карлович Олеша.

– Я стал князем «Националя», – признавался он.

Действительно, Олеша был если не князем, то, по крайней мере, этаким genio loci, «духом места». Сюда стали захаживать не столько для того, чтобы отдать должное здешним весьма изысканным деликатесам, сколько для того, чтобы увидеть знаменитого писателя, автора гремевших по всему Советскому Союзу «Трех толстяков».

Его застольные ремарки расходились в анекдотах. Например, однажды за соседним столиком о чем-то спорила пара весьма посредственных писателей. Кто-то из сотрапезников Юрия Олеши произнес:

– Вот эти двое – самые глупые среди нас. Это всем известно. И вот они ссорятся, спорят… Интересно, о чем?

На что Олеша сразу же ответил:

– Они сейчас выясняют, кто глупее – Байрон или Гете. Ведь у них свой счет, с обратной стороны.

Особенно же искрометными его экспромты становились, когда за столом сидел достойный собеседник. Однажды, например, в «Национале» вместе обедали Юрий Олеша, Михаил Светлов и композитор-песенник Никита Богословский. Когда подали пиво с раками, Олеша сказал:

– Раков не едят. Их разрушают.

Светлов парировал:

– Поданные мозги такие светлые, как будто теленок еще ни разу не думал.

Олеша не сдавался:

– Открытая коробка шпрот выглядит как народный хор. Напоминает сложенные на животе руки.

Светлов спустя долю секунды отвечал:

– А банка с маринованными перцами похожа на раздевалку в общежитии у гномов.

Больше всего повезло, конечно, Богословскому. Мало того, что он наслаждался остроумием своих сотрапезников, так еще спокойненько под их словесную дуэль уничтожал и шпроты, и мозги, и раков.

Кстати, Олеша здесь не только демонстрировал свои литературные способности, но и охотно наблюдал за посетителями. А после писал в дневнике: «Кинематографисты подхватили кем-то неквалифицированно рассказанную версию, будто бы принадлежащую Эйнштейну, о невращении Земли вокруг оси. С покачиванием голов и переглядыванием невежд говорят об этом за столиком „Националя“».

Или: «Я однажды долго разговаривал на лестнице „Националя“ с молодым человеком в кепке, со смеющимися глазами, не зная, кто этот человек. Только потом сообразил, что это Шолохов. Очевидно, скромный и вежливый».

Даже в те периоды, когда писатель заставлял себя воздерживаться от спиртного, он все равно не мог прожить без своего любимого кафе. А в дневнике в то время попадались несколько иные записи: «Днем с Володей Бугаевским в „Национале“. Он выпил полтораста граммов коньяку, съел де-воляй. Я пил кефир, тоже очень вкусно. Это верно, что молоко, в конце концов, очень вкусный продукт».

Что ж, мудрым свойственно находить радости в самых, казалось бы, плачевных ситуациях.

Оглавление книги