Книга: Высотки сталинской Москвы. Наследие эпохи

МГУ на Ленинских горах. От идей до реального воплощения

МГУ на Ленинских горах. От идей до реального воплощения

Объемы этой книги не позволяют остановиться подробно на истории подготовки проектов каждого из высотных зданий в Москве. Приходится делать обобщения, упоминая одновременно о нескольких зданиях. Однако о проекте университета на Ленинских горах необходимо рассказать немного подробнее.

Схема автономного, удаленного от городов, размещения наиболее известных университетов исторически сложилась в Европе еще в Средние века. Развитию этой традиции способствовали распространенные в те времена представления об избранности труда ученого и ценности процесса образования. В результате была найдена соответствующая пространственная форма, способная удовлетворить функциональные потребности в уединении, необходимости сосредоточения на предмете исследований, а также избавляющая от светских соблазнов, могущих отвлечь студентов и преподавателей от ученых занятий.

Классическими примерами такого размещения являлись английские университеты Оксфорд и Кембридж. Они располагались среди сельского пейзажа, олицетворяя собой переосмысленную в новом архитектурно-эстетическом контексте идею о возможности совершенствования и воспитания человека посредством создания соответствующей архитектурной и ландшафтной среды. Издавна мировыми учеными обсуждался и тот факт, что архитектура столь самоценна, что уже сама по себе является формой образования, которая воспитывает и учит через образы и ансамбли, через создание узнаваемых пространственных моделей.

Если говорить о непосредственной истории вопроса, то идея перенести Московский университет на Воробьевы горы была не нова и уже рассматривалась руководством Московского университета в конце XVIII века. Тогда в здании бывшего Аптекарского приказа на Красной площади стало тесно и университет обратился к императрице Екатерине II с просьбой выделить средства и место для нового (ныне старого) здания МГУ. Земля в районе Воробьевых гор была дешевле, да и не надо было выкупать участки и дома в центре Москвы, которые и тогда стоили немалых денег. В своем письме на Высочайшее имя Московский университет напоминал, что именно на Воробьевых горах в Спасо-Преображенском монастыре царский дьяк Ртищев впервые в России открыл училище, где и «обучали языкам славянскому и греческому, наукам словесным до риторики и философии» вызванные им киевские монахи. Это училище в 1685 году было переведено в Заиконоспасский монастырь и послужило зерном Славяно-греко-латинской академии – предтечи Московского университета.

Однако тогда было принято решение о строительстве нового здания университета на Моховой улице. В этом историческом здании университет встретил революцию, пережил Великую Отечественную войну.

Еще в конце 30-х годов разговор о строительстве новых зданий для размещения Московского университета начал приобретать вполне конкретные формы. 10 июля 1935 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) утвердили Генеральный план реконструкции города Москвы. Работу над планом возглавил архитектор СЕ. Чернышев (с 1948 года в составе авторской группы архитекторов он принимал участие в разработке проекта новых зданий Московского университета на Ленинских горах). Генеральный план предусматривал расширение МГУ. По новому административному делению университет был отнесен к Краснопресненскому району. С января 1935 года в университете разрабатывался проект строительства. Первоначально рассматривались два варианта размещения новых зданий: по улице Герцена и по улице Горького. Все старые здания МГУ предполагалось надстроить до 3–4 этажей. В дальнейшем ситуация стала меняться и начал рассматриваться вопрос о переезде всего университета на окраину города или даже за его пределы. Звучали предложения искать площадку в районе за Калужской площадью, в районе Ленинских гор, поскольку туда пройдет метро и это не будет так уж далеко. Однако верх брала иная точка зрения – МГУ как культурный центр страны должен находиться в центре пролетарской столицы.

Московский университет располагался в центре Москвы, большинство его зданий (всего в 1945 году ему принадлежало 22 корпуса) находилось на Моховой улице и улице Герцена. Многие здания Московского университета пострадали от бомбежек. К 1945 году они были частично восстановлены, отремонтировано центральное отопление во многих корпусах, большинство зданий присоединены к теплоцентрали. Однако, несмотря на многочисленные ремонты, учебные корпуса и коммуникации университета находились в аварийном состоянии. Бывали случаи, когда прямо во время лекций обрушивались части потолка, в 1948 году на несколько месяцев отключали газ из-за аварийного состояния сетей и т. д. Университет ощущал огромный дефицит в аудиториях, поэтому занятия на всех факультетах проводились в две смены, до 21–23 часов, при этом использовались коридоры, кабинеты деканов, учебные кабинеты и лаборатории, в больших помещениях занимались по 2–3 группы одновременно.

История строительства нового здания университета, ставшего на многие десятилетия символом Москвы, полна неожиданных поворотов. Она началась в 1947 году, в дни подготовки мероприятий по празднованию 800-летия Москвы. Постановление Совета министров СССР от 13 января 1947 года предписывало построить на Ленинских горах в центре излучины Москвы-реки 32-этажное здание, где предполагалось разместить гостиницу и жилье. Проектирование этого здания, а также одного из 26-этажных домов было возложено на Управление строительства Дворца Советов. Правительственное постановление регламентировало и ряд частных вопросов, в том числе технического характера. Например, указывалось, что в основу конструкций зданий должна быть положена система сборки стального каркаса, а наружная облицовка зданий должна выполняться из прочных и устойчивых материалов. Ведомства, на которые было возложено проектирование зданий, были обязаны привлечь к работам крупнейших архитекторов страны. В двухмесячный срок этим организациям следовало сформировать свои предложения об укреплении их строительных баз, а Комитету по делам архитектуры при Совмине СССР, Управлению строительства Дворца Советов и главному архитектору Москвы представить в Совет министров задания на проектирование многоэтажных зданий.

7 сентября 1947 года Москва торжественно отмечала свой 800-летний юбилей. Праздничные митинги прошли на улицах и площадях, вечерний город украсился невиданной иллюминацией. В ее свете на Манежной площади выступил Краснознаменный ансамбль имени Александрова. В разных частях города состоялась закладка восьми высотных зданий. К этому дню в архитектурных мастерских уже шла напряженная работа по разработке проектов зданий. Крупнейшие ведомства, располагавшие собственными строительными возможностями, привлекли к сотрудничеству известных, уже зарекомендовавших себя авторов. В качестве автора будущего проекта высотки на Ленинских горах митинг посетил Борис Иофан. Летом 1947 года зодчий писал о своей новой работе:

«…В первый период строительства небоскребов в США американские архитекторы проектировали их то в виде ряда дворцов времени итальянского Возрождения, поставленных друг на друга, то в виде огромных массивов зданий, завершенных портиками в бездушном ложноклассическом духе, то в виде тяжелого массива здания, покоящегося на таких же портиках и аркадах. В последующий период пошла мода на готику, и американские архитекторы строили многоэтажные универмаги в виде готических храмов, причем не без сарказма называли их «коммерческими соборами». В ряде случаев американские небоскребы являются лишь инженерными сооружениями с навешенными на них разнохарактерными украшениями.

Советские архитекторы не пойдут по этому пути. У них есть чем руководствоваться в поисках характера архитектуры многоэтажных зданий. Направление их творческих исканий определено в известных правительственных решениях о Дворце Советов, содержащих глубокую и лаконичную формулировку требований, предъявляемых к архитектуре высотных сооружений…»[68]

Приведенная цитата позволяет сделать вывод, что в конце 40-х годов для Б.М. Иофана образ высотного здания был уже неразрывно связан с образом Дворца Советов, над неосуществленным проектом которого он проработал без малого 15 лет. Очевидно, именно этим объясняется то, что эскизы здания на Ленинских горах напоминали во многом и сам Дворец Советов.

Изучая историю высотных зданий, можно прийти к очень интересному выводу. Проекты высоток создавались не параллельно и не одновременно, как это кажется на первый взгляд, а с незначительной разницей во времени. Впервые проекты всех зданий были опубликованы в июне 1949 года в журнале «Архитектура и строительство». По существу, представили уже готовые проекты, которые ранее публично не обсуждались. До июня 1949 года информация о проектах зданий из прессы почти не поступала. Скорее всего, эти ограничения были связаны с тем, что правительство не считало нужным публиковать промежуточные эскизы, работа над которыми еще продолжалась. Не следовало устраивать лишней шумихи вокруг творческой работы авторских коллективов, тем более что разработку нескольких проектов поручили закрытым ведомствам.

Однако в этой ситуации есть один очень интересный момент. Из всех проектов высотных зданий существовал один образцово-показательный проект, заготовки которого не только демонстрировались, но и публично обсуждались. Это проект нового здания МГУ на Ленинских горах – тот самый, работу над которым начинал Б.М. Иофан и после его отстранения продолжил Л.В. Руднев. Б.М. Иофан был известен не только в качестве руководителя проектной группы, время от времени он давал интервью и выступал с докладами.

«Архитектор с энтузиазмом принял задание на проектирование 32-этажного здания на Ленинских горах, затем нового здания Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Он не ограничивался работой над собственными проектами – ведь речь шла о сооружениях, ориентированных на будущий Дворец Советов.

В печати, публичных лекциях, выступлениях по радио и на различных совещаниях Иофан говорил о своем понимании решения общей задачи, передавал опыт, накопленный при проектировании и строительстве Дворца Советов, и знания в области высотного строительства, приобретенные во время поездок в США и Европу. Б.М. Иофан охотно показывал эскизы высотных зданий всем желающим»[69].

Можно сказать, что непосредственная история нового университетского здания началась в июне 1947 года. 4 июня на приеме у И.В. Сталина побывал академик А.Н. Несмеянов, являвшийся в то время председателем Комитета по вручению Сталинских премий.

Возглавляя химический факультет МГУ, А.Н. Несмеянов и ранее неоднократно поднимал вопрос о строительстве нового факультетского здания. Теперь же речь зашла о строительстве нового здания для всего университета. Помещения были перегружены, с 1941 по 1948 год в университет е было организовано пять новых факультетов, а численность студентов выросла почти вдвое, с 5500 на дневном отделении до без малого 11 тыс. После этого по указанию Сталина началась проработка вопроса о строительстве новых зданий университетского городка[70].

Надо сказать, что после этого разговора с А.Н. Несмеяновым Сталин какое-то время обдумывал детали организации предстоящего строительства. Послевоенный 1947 год выдался очень тяжелым, и вождь смог уделить внимание нуждам науки только ближе к концу года. Вспоминает член-корреспондент РАН Юрий Андреевич Жданов, сын видного советского общественно-политического деятеля А.А. Жданова:

«Осенью 1947 г. наша семья отдыхала в Сочи. Случилось так, что в это время я был дважды приглашен Сталиным для беседы 18 октября и 10 ноября.

В ходе последней беседы Сталин коснулся судьбы отечественных университетов. Вот основное содержание его слов.

«Наши университеты после революции прошли три периода.

В первый период они играли ту же роль, что и в царское время. Они были основной кузницей кадров. Наряду с ними лишь в очень слабой мере развивались рабфаки.

Затем, с развитием хозяйства и торговли, по требовалось большое количество практиков, дельцов. Университетам был нанесен удар. Возникло много техникумов и отраслевых институтов. Хозяйственники обеспечивали себя кадрами, но они не были заинтересованы в подготовке теоретиков. Институты съели университеты.

Сейчас у нас слишком много университетов. Следует не насаждать новые, а улучшать существующие.

Нельзя ставить вопрос так: университеты готовят либо преподавателей, либо научных работников. Нельзя преподавать, не ведя и не зная научной работы.

Человек, знающий хорошо теорию, будет лучше разбираться в практических вопросах, чем узкий практик. Человек, получивший университетское образование, обладающий широким кругозором, будет полезнее для практики, чем, например, химик, ничего не знающий, кроме своей химии.

В университеты следует набирать не одну лишь зеленую молодежь со школьной скамьи, но и практиков, прошедших определенный производственный опыт. У них в голове уже имеются вопросы и проблемы, но нет теоретических знаний для их решения.

На ближайший период следует большую часть выпускников оставлять при университетах. Насытить университеты преподавателями.

О Московском университете. Не сильное там руководство. Быть может, стоит разделить Московский университет на два университета: в одном сосредоточить естественные науки (физический, физико-технический, математический, химический, биологический и почвенно-географический факультеты), в другом – общественные (исторический, филологический, юридический, философский факультеты).

Старое здание отремонтировать и отдать общественным наукам, а для естественных выстроить новое, где-нибудь на Воробьевых горах. Приспособить для этого одно из строящихся в Москве больших зданий. Сделать его не в 16, а в 10, 8 этажей, оборудовать по всем требованиям современной науки.

Уровень науки у нас понизился. По сути дела у нас сейчас не делается серьезных открытий. Еще до войны ч то-то делалось, был стимул. А сейчас у нас нередко говорят: дайте образец из-за границы, мы разберем, а потом сами построим. Что, меньше пытливости у нас? Нет. Дело в организации.

По нашим возможностям мы должны иметь Фарбениндустри в кубе. А нет его. Химия сейчас – важнейшая наука, у нее громадное будущее. Не создать ли нам университет химии?

Мало у нас в руководстве беспокойных… Есть такие люди: если им хорошо, то они думают, что и всем хорошо…»

Было высказано много других интересных наблюдений и идей о науке, ее состоянии и перспективах»[71].

Далее Ю.А. Жданов рассказывает, что уже в декабре 1947 года недавно выдвинутый секретарем ЦК А.А.Кузнецов пригласил его на должность заведующего сектором естественных наук ЦК ВКП(б). В первую очередь предстояло подумать о судьбе Московского университета. Надо сказать, что Ю.А. Жданов был в хороших отношениях с А.Н. Несмеяновым и хорошо о нем отзывался. Еще перед войной, будучи студентом химфака МГУ, он впервые познакомился с А.Н. Несмеяновым, слушая его лекции по органической химии.

Президент Академии наук СССР академик А.Н. Несмеянов читает лекцию в химической аудитории. 1953 г.

Сразу же после окончания войны осенью 1945 года он был зачислен Александром Николаевичем ассистентом на его кафедру вместе со своим другом, будущим академиком О.А. Реутовым. В 1947 году Юрий Андреевич решает предложить на пост ректора именно кандидатуру Несмеянова. По этому вопросу он проконсультировался с тогдашним президентом Академии наук СССР академиком СИ. Вавиловым, который это предложение поддержал. Сложно определить, каким именно образом была выбрана кандидатура ректора. Ю.А. Жданов указывает, что инициатива исходила от него. Возможно, в этом состояла лишь формальная сторона дела, а в действительности предложение усилить руководство исходило от вождя и было передано Ю.А. Жданову через кого-то из помощников или лично. Так или иначе, в конце 1947 года ректором МГУ был назначен академик АН СССР А.Н. Несмеянов. А.Н. Несмеянов проработал в этой должности почти 3,5 года – с 31 декабря 1947 по 18 мая 1951 года. Вождь не ошибся в выборе: с именем А.Н. Несмеянова тесно связана организация нового строительства Московского университета. Ему же принадлежала программа принципиального изменения системы и методов управления МГУ.

О том, как начиналось планирование строительства, Александр Николаевич вспоминал: «Я, как только стал ректором, сразу же завел разговор о строительстве, но на этот раз уже не только химфака, а всего МГУ. Ю. А. Жданов сказал, что он разузнает, как обстоят дела, и даст мне сигнал в нужный момент. Этот момент наступил очень скоро. Юрий Андреевич сказал мне, что принято решение о строительстве в Москве нескольких высотных зданий и что следует (не знаю, получил ли он это указание от И.В. Сталина или от А.А. Жданова) просить одно из таких зданий для нужд МГУ. Тут же стали писать письмо Сталину. Исходя из подсчитанных мною с М.А. Прокофьевым необходимых площадей для химфака и «по укрупненным показателям», пропорционально увеличивая кубатуру, легко было ориентировочно определить нужды МГУ. Так как цифры получались достаточно внушительными, то решили не рассчитывать их пока на гуманитарные факультеты МГУ, им с избытком хватило бы оставленных на Моховой зданий. Полученное таким образом огромное число (1600 тыс. куб. м) и было внесено в краткую записку– просьбу на имя Сталина примерно такого содержания: просим обратить строительство одного из высотных зданий для нужд МГУ. Потребность составляет 1600 тыс. куб. м…»[72]

После написания записки на имя Сталина было дано правительственное задание рассмотреть заявку университета на уровне Госплана. Эта задача была возложена на Е.Ф. Кожевникова, на зампредседателя Мое горисполкома Мосолова и на ректора А.Н. Несмеянова. Начались ночные заседания в здании Госплана на Охотном Ряду. Несмеянов писал, что Кожевников и тем более Мосолов понимали свою задачу как устранение излишков в запросах университета и жестоко срезали там, где их легко было обнаружить. Например, когда расчет усредненных площадей велся исходя из потребностей на одного студента или преподавателя. Стоило уменьшить норму на одну единицу, и пропадали тысячи кубометров. В итоге А.Н. Несмеянову пришлось прибегнуть к тактике расписания требуемой площади и кубатуры за конкретными объектами – практикумами, научными лабораториями и т. д. Таким путем удалось отстоять все 1600 тыс. м ³, а в реальном проектировании добиться еще и нового увеличения[73].

Ю.А. Жданов вспоминает о том, что происходило после подготовки записки:

«Наступила пауза. О судьбе записки мы не знали ничего, пока нас где-то через месяц не пригласили в Московский городской комитет и Моссовет. Нашу записку было поручено рассмотреть там.

Встретили нас с Александром Николаевичем как-то странно: для московских руководителей мы были люди новые и не из их сферы. Нас рассматривали с настороженным любопытством, а потом спросили:

– Вы понимаете, что вы написали? Вот вы тут пишете об университете в 10 этажей. А известно ли вам, какое лифтовое хозяйство потребуется для переброски тысяч людей в течение перерыва между занятиями? Учебное заведение не может быть выше четырех этажей, чтобы масса людей обходилась без лифтов.

Мы с Александром Николаевичем съежились. А дальше последовало приглашение:

– Поедем выбирать участок для нового университета. Вышли мы из здания, расселись по машинам и поехали. Ехать пришлось долго. Промелькнула Калужская застава, кончились московские пригороды, замелькали рощи и деревни. Наконец доехали: поселок Внуково.

Здесь в те времена не было аэропорта, вокруг расстилались широкие поля.

Нас пригласили выйти и сказали:

– Вот здесь и построим университетский городок. Мы про себя подумали: «четырехэтажный»[74].

А.Н. Несмеянов и Ю.А. Жданов просили разрешить строительство на Ленинских горах. Ранее, готовя записку на имя И.В. Сталина, они наверняка знали, что предложение о переориентации строительства высотки на Ленинских горах исходит от самого Сталина. Даже сама фраза «обратить строительство одного из высотных зданий для нужд МГУ» как будто была сказана самим вождем. Однако мнение Сталина могло быть неизвестно в Моссовете. Там подготовили собственные предложения, которые и подали на рассмотрение правительства. Их смысл сводился к тому, что огромное учебное заведение не следует располагать в вертикальном объеме. Не случайно все университеты в мире ранее проектировались в виде горизонтальных композиций. Гостиница или жилое здание – не такие сложные объекты, они имеют набор одинаковых помещений, в которых находится небольшое количество людей. Совсем иное дело – огромное учебное заведение.

Юрий Андреевич Жданов рассказывает:

«Прошли недели {после написания предложения}, и вдруг нас с Александром Николаевичем вызывают прямо на заседание Политбюро.

Заседание вел Сталин. На нем присутствовали члены Политбюро, руководители Москвы и мы с Несмеяновым в весьма напряженном состоянии.

Сталин начал прямо:

– Здесь были представлены предложения о строительстве нового комплекса зданий для Московского государственного университета. Что запроектировано у нас на Воробьевых горах? (Вопрос Сталина был адресован Берии. – Примеч. мое.)

Ответ:

– Комплекс высотных жилых зданий. Сталин:

– Возведем этот комплекс для Московского университета. И не в 10–12, а в 20 этажей. Строить поручим Комаровскому. Для ускорения темпов строительства его надо будет вести параллельно с проектированием.

Обращаясь к Микояну:

– Следует предусмотреть Внешторгу валютные ассигнования на необходимое оснащение и оборудование лабораторий; университет должен быть обеспечен новейшими приборами и реактивами.

Необходимо создать жилищно-бытовые условия, построив общежития для преподавателей и студентов. Сколько будет жить студентов? Шесть тысяч? Значит, в общежитии должно быть шесть тысяч комнат. Особо следует позаботиться о семейных студентах.

Все это было принято, лишь в одном месте возразил Молотов: студентам будет скучно в одиночестве, надо разместить хотя бы по двое»[75].

Итогом этого совещания стало постановление № 803 от 15 марта 1948 года, которое предписывало построить в течение 1948–1952 годов для Московского государственного университета новое здание на Ленинских горах объемом 1700 тыс. м ³, высотой в центральной части не менее 20 этажей, вместо 32-этажного здания, предусмотренного к строительству постановлением Совета министров СССР от 13 января 1947 года. Проектирование и строительство возлагалось на Управление строительства Дворца Советов (персонально на тт. Прокофьева и Иофана), управление обязано было провести подготовительные работы и приступить к строительству. Мосгорисполком был обязан в двухнедельный срок оформить отвод участка для строительства в центре излучины Москвы-реки на Воробьевском шоссе площадью 100 га. К постановлению прилагалось задание на проектирование. В соответствии с ним здание должно было располагаться на участке в центре излучины Москвы-реки от Воробьевского шоссе в сторону Юго-Западного района. Ширина участка по Воробьевскому шоссе 600 м, ширина застраиваемой части участка вдоль шоссе 450 м. Отдельным пунктом на участке определялось создание ботанического сада и лесопарка, предусматривающего дальнейшее развитие университета[76].

17 марта 1948 года в торжественной обстановке на общем собрании профессоров, преподавателей и студентов ректор МГУ А.Н. Несмеянов огласил решение Совета министров СССР. Выступили ведущие ученые университета, в том числе академик Н.Д. Зелинский, который «сердечно поблагодарил любимого Сталина». С приветственной речью выступил и академик архитектуры Б.М. Иофан, который пообещал направить все усилия строителей Дворца Советов на успешное выполнение сталинского задания. Фрагмент речи Б.М. Иофа на под заголовком «Создадим здание, достойное сталинской эпохи» был опубликован газетой «Московский университет» 19 марта 1948 года.

30 апреля 1948 года в той же газете выходит интервью Б.М. Иофана под заголовком «Свидетельство сталинской заботы». В статье, подписанной исполняющим обязанности ответственного редактора А.С. Мотылевым, Б.М. Иофан дает предварительную информацию о проекте. В следующий раз имя Б.М. Иофана упоминается в этой газете 29 мая. Сообщается, что он сделал доклад о ходе проектирования высотки днем ранее на ученом совете университета[77].

На территории будущего строительства. Б.М. Иофан показывает А.Н. Несмеянову эскизы проектируемого здания. 1948 г. Из архива Елены Ильченко

Сухие строки газетной передовицы не могут передать то подлинное воодушевление, которое охватило всех, кто присутствовал на историческом собрании 17 марта 1947 года. Приведем единственное описание событий этого дня, которое удалось обнаружить в художественной литературе.

«В тот день были опровергнуты привычные представления о пространстве и опрокинуты нормы вместимости аудиторий и залов.

В подъезд клуба МГУ вливались толпы студентов и профессоре в, доцентов и лаборантов, библиотекарей и сотрудников управления делами, – все торопились на общеуниверситетский митинг. Передавали друг другу, что на митинге будет оглашено какое-то чрезвычайное и очень важное сообщение.

– Товарищи, не напирайте! – кричали распорядители у входа в зал. – Нет мест. Митинг транслируется в Коммунистической и в Ленинской аудиториях. Проходите туда, все услышите.

Огромные аудитории тоже приняли людей вчетверо против нормы. На сцену зала вышел Несмеянов.

– Товарищи мои! – начал он взволнованно. – День 15 марта 1948 года войдет в историю Московского университета как начало нового этапа его существования. Советским правительством принято постановление о строительстве нового здания. Я зачитаю его: «Совет Министров СССР отмечает, что занимаемые Московским государственным университетом имени М.В. Ломоносова учебные и жилые здания, в результате организации новых факультетов и увеличения численности студентов, перегружены и не обеспечивают нормальных условий для обучения студентов и аспирантов, а также для научной работы профессорско– преподавательского состава».

В торжественную тишину зала ректор бросал одну за другой непривычные, небывалые цифры. В них вырисовывались грандиозные очертания строительства. «Построить в течение 1948–1952 гг. для Московского государственного университета новое здание на Ленинских горах объемом 1700 тыс. куб. метров… 23 общих лекционных аудитории… 125 групповых аудиторий… 350 учебных лабораторий… 350 научных лабораторий… специализированных лабораторий общей площадью 11 тыс. кв. метров, жилые помещения для 5250 студентов и 750 аспирантов, чтобы каждый из них был обеспечен отдельной комнатой с удобствами… квартиры для профессорско-преподавательского состава…» «В новом здании разместить факультеты: физический, химический, биологический, механико-математический, геолого-почвенный и географический. В зданиях, ныне занимаемых Московским государственным университетом, разместить факультеты гуманитарных наук – исторический, филологический, философский, экономический и юридический».

В сжатых строчках постановления, в колонках цифр заключалась материальная база для новой жизни университета, и она означала, по существу, реформу всего университетского образования.

Ректор дочитал до конца, на мгновение приостановился и вымолвил имя того, кто подписал этот замечательный документ:

– Сталин.

Дальше ректору не пришлось говорить. Буря аплодисментов раскатилась по залу. Молодежь, охваченная восторгом, не щадила ладоней.

А когда шум наконец утих, начал говорить высокий старец в черной шапочке на белоснежных волосах. Это был академик Николай Дмитриевич Зелинский, занимающий в Московском университете кафедру с 1893 года. Он говорил медленно, словно превозмогая тяжесть долгих прожитых лет, голос его звучал глухо. Ясно ощутилась символика этого выступления: представитель былого века русской науки взволнованно напутствовал «молодое племя» в дорогу к великому будущему советской науки, рассвет которой обеспечивался щедрым постановлением правительства, подписанным товарищем Сталиным.

– В годы моей молодости, – закончил свою речь старейший ученый страны, – был у нас обычай праздновать Татьянин день, день основания Московского университета Ломоносовым. Волею Сталина Московский университет переживает сегодня второе рождение, и я думаю, что день 15 марта станет праздником для будущих поколений. А у меня одно желание: я мечтаю встретить вас на ступенях нового здания на Ленинских горах в день его открытия, чтобы пожелать вам дальнейших удач при тех новых возможностях, которые перед вами раскрываются.

Потом выступил радостный и возбужденный М.А. Прокофьев. Он рассказал, какие разногласия возникали при решении вопроса, сколько студентов поселить в одной комнате, и как Сталин сказал: «каждому студенту – отдельную комнату», да еще добавил «с удобствами». И тогда в зале снова поднялась буря оваций»[78].

Как уже говорилось, основное бремя работы по выполнению правительственного постановления было возложено на Управление строительства Дворца Советов. Однако становилось все очевиднее, что УСДС не в силах справиться с этими огромными объемами, план девяти месяцев 1948 года был выполнен Управлением лишь на 35 %. Угроза срыва правительственного задания стала причиной кадровых перемен. Постановлением № 2409 от 3 июля 1948 года Б.М. Иофан был освобожден от проектирования здания университета, разработка проекта теперь поручалась группе архитекторов под руководством Л.В. Руднева. Проектирование должно было проводиться на базе проектной мастерской УСДС. Прокофьев и Руднев должны были представить на утверждение проект здания университета к 1 октября 1948 года. Разместить здание Московского государственного университета предписывалось в центре излучины Москвы-реки на расстоянии 700 м от существующего Рублевского шоссе в сторону Юго-Западного района. Вслед за этим 14 октября Совет министров СССР принимает постановление № 3880, которым от занимаемой должности был отстранен и начальник управления А.Н. Прокофьев. В 1948 году ему исполнилось 62 года[79].

Позднее, в марте 1949 года, А.Н. Прокофьев был назначен заместителем министра строительства предприятий машиностроения, а 19 октября того же года скончался…[80] Новым начальником УСДС назначается генерал-майор инженерно-технической службы А.Н. Комаровский, работавший в должности начальника Главпромстроя МВД СССР.

Авторы архитектурного проекта МГУ действительные члены Академии архитектуры СССР Л.В. Руднев, СЕ. Чернышев, архитекторы А.Ф. Хряков, П. В. Абросимов на фоне старого университетского здания на улице Моховой. 1950-е гг.

А.Н. Комаровский в этой связи вспоминал:

«5 середине 1948 года я был вызван к Николаю Алексеевичу Вознесенскому, бывшему тогда заместителем Председателя Совета Министров СССР и Председателем Госплана СССР. Мне поручалось принять у А.Н. Прокофьева Управление строительства Дворца Советов при Совете Министров СССР, организовать сооружение Московского государственного университета на Ленинских горах, а в дальнейшем и высотного административного здания в Зарядье.

Поручение было и неожиданным и очень трудным, так как его следовало выполнять по совместительству с моей основной работой… К этому времени было уже ясно, что грандиозное здание Дворца Советов строиться не будет ('здесь А.Н. Комаровский делает сноску, в которой приводит объяснение причин этого. – Авт.). Поэтому задача об организации крупного строительства комплекса зданий Московского государственного университета на базе Управления строительства Дворца Советов носила условный характер. Эта база не располагала ни достаточными кадрами проектировщиков, строителей, монтажников, ни средствами механизации и транспорта, ни производственными предприятиями, которые могли бы обеспечить строительство МГУ и связанных с ним сооружений и систем…»[81]

«Советом Министров СССР еще до моего назначения была утверждена схема архитектурного решения комплекса зданий… Кстати, авторы проекта Л.В. Руднев, С.Е. Чернышев, П.В. Абросимов и А.Ф. Хряков в 1949 году были удостоены Государственной премии»[82].

Какие же события стали причиной смены руководства в Управлении строительства Дворца Советов? Все-таки необходимо принять во внимание тот факт, что Б.М. Иофан начинал работу над проектом высотного здания еще до того, как в нем было решено поселить университет. Высотное здание высотой в 32 этажа, предусмотренное к строительству постановлением Совета министров СССР от 13 января 1947 года, задумывалось как гостинично-жилое. Перед Б.М. Иофаном была поставлена очень серьезная задача – ему достался ответственнейший в градостроительном отношении участок. Эта степень ответственности возрастала и потому, что архитектору здания следовало увязать его с образом Дворца Советов, даже несмотря на то, что в тот момент почти всем уже было ясно, что Дворец строиться не будет.

Ситуация становилась драматичнее с выходом правительственного постановления об изменении функционального назначения здания. Понимая это, Моссовет продолжает настаивать на выносе университетского комплекса за город. Однако Сталин не менял своих решений. Безусловно, он и сам прекрасно понимал, насколько усложняется задача, насколько возрастут объемы и требования к организации, к темпам проведения строительства. Если принять во внимание реплику Сталина «…строить поручим Комаровскому…», то можно предположить, что в момент подготовки постановления от 15 марта 1948 года он уже предполагал кадровые перестановки. Возможно, кандидатуру архитектора Л.В. Руднева предложил правительству именно генерал А.Н.Комаровский. Было ли это в действительности так – сказать пока сложно. Факт остается фактом – Б.М. Иофан получает новое техническое задание на проектирование высотного здания университета, причем в разработке задания он сам принимал непосредственное участие[83].

А.Н. Несмеянов вспоминает, как познакомился и встречался с Б.М. Иофаном.

«…Я бывал у него, пил очень вкусный кофе, за которым излагал ему свои мысли по поводу «высотного здания МГУ», как это официально называлось, а по сути дела университетского городка с главным высотным зданием. Основная мысль заключалась в том, чтобы как можно больше кубатуры в городке отдать не высотным зданиям. Допустимо размещать в высотной части МГУ лишь парадные помещения, массовые аудитории, жилье и такие факультеты, где не производят работы с точной измерительной аппаратурой: математический, географический, геологический.

Как я уже говорил, гуманитарные факультеты решили оставить на Моховой, и мне передавали, что это встретило одобрение С талина. Народ, дескать, привык, что университет в Москве на Моховой. У Иофана начало вырисовываться ориентировочное распределение объемов. Факультеты физики, химии, биологии размещались в отдельных зданиях. Это открывало доступ к высотному зданию, которое он предлагал сделать пятиглавым, в соответствии с традицией русского зодчества…»[84]

Существует свидетельство, что Б.М. Иофан компоновал высотную композицию, опираясь на якобы имевшую место устную просьбу Сталина «сделать университет по возможности именно русским зданием»[85].

Обладавший прекрасным чувством монументального стиля, Б.М. Иофан в своих эскизах определил идею замысла сооружения, увенчав его пятью башнями по об разу православного храма. Прототипом высотной части послужили сразу несколько зданий Нью-Йорка, виденных Б.М. Иофаном еще до войны во время творческой командировки в США. Однако неизбежное сходство с американскими зданиями зодчий постарался ослабить, предусматривая размещение скульптурной композиции наверху центрального объема.

Отстранению Б.М. Иофана предшествовало постановление Совмина СССР № 1403 от 24 апреля 1948 года, где ему и А.Н. Прокофьеву был объявлен выговор «за безответственное отношение УСДС к работе в деле проектирования и переоборудования под гостиницу дома 44/2 по Ленинградскому шоссе в г. Москве». Это дополняет общую картину. Можно пред положить, что данный выговор являлся предупреждением, которое должно было подвести зодчего к пересмотру каких-то моментов в линии своего поведения.

Официальную версию отставки Б.М. Иофана приводит в своей книге И.Ю. Эйгель. «Особую заботу архитектора Иофана составляла градостроительная роль нового комплекса МГУ, его связь с высотными зданиями в силуэте столицы и связь с Москвой-рекой. Зодчему хотелось, чтобы здание, от которого начинается новый район, включилось в застройку города. Для того чтобы здание со стороны города не скрывалось за возвышенностью Ленинских гор и связывалось с водной гладью, он ставил его на четверть километра ближе к бровке реки по сравнению с тем местом, где теперь расположен МГУ. Эти неполные три сотни метров оказались роковыми для судьбы проекта Иофана. Он настаивал на своем, но не получил поддержки. За несколько дней до окончания всесторонне разработанного эскизного проекта Иофану пришлось передать его в руки другой группы архитекторов, которые и довели работу до полного завершения. Новое здание Московского университета им. М.В. Ломоносова было построено на Ленинских горах в первоначально установленный короткий срок»[86].

Почему же Б.М. Иофан отказывался перенести здание на 300 м дальше от откоса? Вероятно, потому, что это противоречило ранее обозначенным условиям, в соответствии с которыми он готовил эскизный проект. Следует напомнить, что согласно требованиям постановления от 15 марта 1948 года Б.М. Иофан планировал освоение для нужд МГУ участка у излучины Москвы-реки шириной 450 м. Чем же была вызвана необходимость переноса? Одна из возможных версий имеет историческую подоплеку. В 1817 году на Воробьевых горах был заложен грандиозный храм, долженствующий служить памятником избавления Москвы от нашествия наполеоновской армии. Проект храма разработал архитектор А.Л. Витберг, но спроектированное им грандиозное сооружение не было осуществлено. Эксперты тогда посчитали, что если поставить храм вблизи кромки откоса, то грунт может не выдержать нагрузки[87]. Вероятно, и теперь, в разгар проектных работ, об этой истории вспомнили и потребовали проведения дополнительной геологической экспертизы, результаты которой могли подтвердить справедливость опасений.

Архитектор Б.М. Иофан. Один из вариантов здания МГУ. Фасад. 1948 г.

Б.М. Иофан рос в Одессе, приморском городе с плоек им рельефом, учился в Италии у Армандо Бразини. Возможно, поэтому зодчий в своей практике стремился приближать проектируемые сооружения к воде, архитектура фасадов многих его значительных произведений находила отклик в поверхности водной глади. Дом на набережной, павильоны СССР в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939), наконец, Дворец Советов – вот неполный перечень наиболее известных его работ. С изменением назначения здания встала и еще одна важная проблема – необходимость освоения значительных территорий. Пока Б.М. Иофан проектировал жилой дом и гостиницу, необходимости в этом не было. Дело в том, что на расстоянии полукилометра от откоса проходила в ту пору граница Москвы и Московской области. По этой границе шла трасса Рублевского водовода. При его постройке еще в конце XIX века Воробьевы горы были использованы для сооружения напорного резервуара питьевой воды емкостью в несколько миллионов ведер. Вплоть до середины 50-х годов питьевая вода подавалась из Рублева мощными насосами, а затем по двум магистралям направлялась к южным районам столицы[88]. Переносить резервуары Моссовет в тот момент категорически отказался (они используются и до наших дней), потому и предлагал для застройки район за Калужской заставой. Если территория, отведенная под строительство, имела (согласно постановлению) в длину 600, а в ширину 4 50 м, то разместить на ней университетский городок со всеми необходимыми строениями было попросту невозможно[89].

Постановление от 3 июля 1948 года не только закрепляло передачу проекта новой группе архитекторов, но и отводило для постройки комплекса новую площадку – теперь на расстоянии 700 м от существующего Рублевского шоссе в сторону Юго-Западного района. Если раньше резервуары находились позади высотного здания, то теперь оказывались перед ним. Наличие водовода гарантировало, что место перед главным фасадом не будет в дальнейшем застроено. Сам ректор понимал, что с переносом здания он получает в свое распоряжение значительные площади к югу, дававшие возможность дальнейшего расширения университетского комплекса[90].

Действительный член Академии архитектуры СССР лауреат Сталинской премии Л.В. Руднев – руководитель коллектива архитекторов, разработавших проект Дворца науки. 1949 г.

Высотку на Ленинских горах следовало рассматривать как важнейшую градообразующую доминанту Москвы. Многие, и в том числе А.Н. Несмеянов, сомневались, будет ли силуэт здания виден из-за бровки Ленинских гор. Внимательное изучение макетов и перспективных планов убедило, однако, что здание, расположенное у самой реки, проигрывает: не удастся построить перед его центральным фасадом зеленого партера, не будет перспективы, необходимой для четкого зрительного представления о здании. Ведь общеизвестно, что снеговая гора наиболее четко видна с некоторого расстояния, так и очертания дома-исполина лучше всего будут «читаться» издали. Не раз группа архитекторов побывала на Ленинских горах, с разных точек рассматривая местность. И наконец зодчие пришли к убеждению: здание следует расположить поодаль от излучины. Волновало теперь только одно: как будет выглядеть здание с Воробьевского шоссе, Калужской улицы и других еще более удаленных точек? Достаточна ли предусмотренная проектом высота центрального здания и его боковых объемов? Не пропадут ли они за деревьями, не сольются ли с крышами других домов?

Тогда было принято решение запустить в воздух несколько серебристых аэростатов, сохранившихся со времени обороны Москвы. Самый большой подняли на высоту 240 м (запроектированная высота будущего здания), другие послужили для обозначения 18– и 9-этажных крыльев. Архитекторы, дежурившие в разных уголках города, видели еле заметные на горизонте точки и убеждались, что силуэт университетского здания будет виден издалека, что он действительно явится новой примечательной особенностью города[91].

С учетом нового местоположения главного здания МГУ Л.В. Руднев, естественно, заново выполнил и эскизный проект. Новый участок более располагал к центрально-симметричной, а не к фасад ной композиции здания, которой, в свою очередь, отдавал предпочтение Б.М. Иофан. Конечно, Л.В. Руднев принял во внимание, что здание будет играть градообразующую роль, если его будет хорошо видно, если окружающие территории не будут застроены. По этому поводу интересно провести параллель с выступлением Л.В. Руднева на V пленуме Союза советских архитекторов в 1939 году, которое было посвящено градообразующей роли будущего Дворца Советов. Приведя данные о масштабности сооружения, Л.В. Руднев в своей краткой речи предложил выяснить, из каких точек города будет виден Дворец после завершения плана реконструкции Москвы. Он говорит о том, что теперь при проектировании площадей и улиц необходимо будет всюду учитывать силуэт Дворца как центральную часть ансамбля; нужно пересмотреть этажность зданий, их общую архитектуру, соотношение отдельных частей, весь архитектурный пейзаж города. Л.В. Руднев практически прямо говорит о том, что Москву необходимо будет пер встроить заново для того, чтобы она была созвучна великому памятнику эпохи[92].

Архитекторы Л.В. Руднев, С.Е. Чернышев, П.В. Абросимов, А.Ф. Хряков. Генеральный план комплекса МГУ на Ленинских горах. 1949 г.

К работе над проектом МГУ Л.В. Руднев приступил с творческим коллективом состоявшихся авторов – СЕ. Чернышевым, П.В. Абросимовым, А.Ф. Хряковым и конструктором В.Н. Насоновым. Перечень их осуществленных и неосуществленных проектов хорошо известен в архитектурной среде. Надо сказать, что к середине 1948 года сам Л.В. Руднев уже являлся автором нескольких проектов высотных композиций, в том числе конкурсного проекта здания адмиралтейства в Москве (1947) и проекта реконструкции центра Воронежа (1946). Чуть позже им был выполнен и проект реконструкции центра Сталинграда (1950)[93].

Опыт и здравый смысл подсказывали зодчим, что здание университета не должно быть высотным в силу сложности функционального назначения. Л.В. Руднев писал в 1951 г оду:

«Первые эскизные наброски будущего сооружения повергли нас в уныние, настолько они были далеки не только от совершенства, но и от простой естественности. Если бы высотность композиции не была определена правительственным заданием как непременное условие проектирования, то многочисленные трудности, возникавшие в ходе работы, могли бы завести проектировщиков в тупик и ли заставить искать какое-то иное, не высотное решение и тем самым ослабить идейно-художественную силу будущего сооружения. <…>

Вот почему сегодня, вспоминая историю и ход проектирования здания университета, я, прежде всего, делаю вывод о колоссальном значении идейного начала архитектуры. Нам была указана величественная цель. Точное указание задачи не оставило места ни для колебаний, ни для компромиссов. Гениальная сталинская идея создания подлинно коммунистического центра науки вдохновила коллектив планировщиков. Ясные условия правительственного задания придали нашей работе целеустремленный характер, исключили расплывчатость и туманность исканий»[94].

Авторы проекта Дворца науки придали пространственной композиции в плане очертания буквы «Ж». Это решение выглядело на первый взгляд необычно, однако являлось чрезвычайно удачным. Как правило, сооружения, состоящие из многих корпусов, имеют планировку, при которой здания соединяются друг с другом, образуя замкнутые темные дворы. Даже при высоте в пять-шесть этажей помещения, выходящие во дворы, получают мало света. Как же поступить? Вытянуть корпуса в одну шеренгу? Расположить по горизонтали? Но это бы непоправимо испортило архитектурную перспективу. А так комплекс зданий нигде не замыкается, не образует никаких дворов. Каждая сторона каждого корпуса является фасадом[95].

Своеобразие силуэту здания придает и его родство с силуэтом кремлевской стены: создав поистине новаторское сооружение, авторы искусно запечатлели в его облике достижения русской национальной архитектуры, снискавшей славу в веках.

Архитектор Л.В. Руднев. Общий вид университете кого комплекса со стороны Москвы-реки. 1951 г. Макет к эскизному проекту

Упущенное на начальном этапе время необходимо было наверстывать, и проект выполняется авторами в самые сжатые сроки. Уже в декабре 1948 года на месте будущего строительства начались земляные работы, которые не прекращались даже в сильнейшие морозы. 20 января 1949 года принимается постановление Совета министров СССР № 246 «Об утверждении эскизных и технических проектов многоэтажных зданий в г. Москве», которым, в частности, предписывалось представить технический проект здания МГУ до 1 августа 1949 года. 8 апреля 1949 года архитекторам присуждаются Сталинские премии. Тогда же на строительной площадке заканчивалась выемка грунта и очистка котлована под высотную часть здания. Полным ходом велось строительство железнодорожной ветки от станции Очаково. 12 апреля 1948 года первые кубометры бетона легли в основание фундамента, основные работы по его сооружению развернулись в мае[96]. В сентябре сооружение фундамента центральной части и крыльев главного корпуса было завершено. К концу 1949 года каркас высотного здания уже вырос на 10 этажей…

В 1949–1951 годах неоднократно публиковались эскизные проекты нового университета. Вместо скульптурной композиции, которую изображал в своих набросках Б.М. Иофан, у Л.В. Руднева на вершине центральной башни помещалась статуя. В одном из вариантов это была статуя самого И.В. Сталина, однако, согласно легенде, скромный вождь такой вариант отклонил. Этим объясняется тот факт, что эскиз «со Сталиным» в те годы не публиковался и остался в запаснике. Вместо этого широкое распространение приобрели эскизы и фотографии макетов МГУ с установленной наверху скульптурой В.И. Ленина (известны также варианты со скульптурой основателя МГУ М.В. Ломоносова и фигурой рабочего). 20 ноября 1948 года газета «Московский университет» публикует информацию о выступлении на ученом совете академика архитектуры Л.В. Руднева, который в роли руководителя проектной группы «продемонстрировал членам ученого совета эскизы и макет здания и дал пояснения к ним». 11 февраля 1949 года Л.В. Руднев выступает с большим интервью, где, в частности, говорит: «Центральная двадцатишестиэтажная башня, увенчанная на двухсотметровой высоте скульптурой гениального создателя Советского государства Владимира Ильича Ленина, символизирует стремление нашей науки к высотам знаний». В этом номере впервые университетская газета публикует фотографию утвержденного макета нового университета, причем произошло это еще за два месяца до присуждения авторам Сталинских премий[97].

Планировавшаяся фигура на башне могла бы иметь высоту 35–40 м. Появление статуи, по аналогии со статуей Дворца Советов, придало бы зданию университета вид гигантского пьедестала для относительно маленькой скульптурки. После постройки высотного здания МИД СССР на Смоленской площади стало ясно, что сделать здания абсолютно пропорциональными можно только одним способом: выполнив завершения в виде шпилей. Таким образом, получив вместо скульптуры шпиль со звездой высотой 58 м, здание значительно выиграло.

Фигуру основателя МГУ высотой 4,5 м (памятник работы скульптора И.В. Томского) было решено установить на гранитном пьедестале в сквере у четырех фонтанов. Автор задумывал статую как первый образ целой галереи статуй представителей передовой научной мысли. Образ ученого должен был выразить внутреннюю скромность в сочетании с большим человеческим достоинством – черту, которая была присуща людям передовой науки. Простая одежда и естественно свободная поза Ломоносова, его открытое лицо подчеркивают в скульптуре эту идею.

Архитектор Л.В. Руднев. МГУ. Эскиз. Первая опубликованная фотография

Ломоносов выступает перед молодежью как наставник и учитель, встречая молодых ученых на дороге к храму науки. К созданию галереи скульптурных портретов ученых было в общей сложности привлечено свыше восьмидесяти скульпторов. Аллею ученых разместили перед протяженным семидесятиметровым бассейном у главного фасада. Бюсты выполнены в граните, хорошо гармонирующем с парком[98].

В помещении актового зала самое почетное и хорошо обозримое место должны были занять любимые образы основоположников передовой научно-революционной мысли. Большие барельефы с изображениями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина заняли почетные места с обеих сторон от президиума. Позади президиума размещалось мозаичное панно художника П.Д. Корина, изображавшее на золотом фоне красные знамена и эмблемы науки[99].

Согласно первоначальным замыслам, архитектура и скульптурное оформление актового зала были иными. За местами президиума должна была находиться мраморная статуя И.В. Сталина (автор Н. Томский). Среди колонн боковых галерей задумывались 18 мраморных бюстов виднейших ученых, окончивших МГУ в разные годы. К работе над бюстами были привлечены 3. Виленский, И. Крестовский, С. Лебедева, Н. Крандиевская, Е. Белашова-Алексеева, А. Ковалев и другие советские скульпторы-портретисты. От идеи с бюстами впоследствии отказались, использовав проходы за колоннами для устройства кулуаров[100].

Художник П.Д. Корин. Мозаичное панно в актовом зале МГУ

Огромное мозаичное панно в актовом зале вносило в архитектуру интерьера торжественность и монументальность, отвечающую характеру всего сооружения. Панно занимало почти всю торцовую стену против главного входа в зал. Выбор темы – «победные знамена» – предопределил месторасположение и характер ее трактовки. В связи с тем, что панно видно из зала лишь сквозь ряды колонн, стоящих перед ним, и тем, что оно является одновременно торжественным фоном для площадки президиума, авторы остановились на изображении эмблем науки и победных знамен на золотом небе в час восхода солнца. Переливы живописных складок алых знамен, выложенных цветной смальтой и натуральными камнями, сверкание золотой смальты создают праздничный образ. Заканчивается панно внизу мощной лавровой гирляндой, перевитой лентой[101].

Архитектор Л.В. Руднев. Высотная часть главного здания МГУ. 1949 г.

Скульптор Н.В. Томский. Памятник М.В. Ломоносову у главного здания МГУ. Наши дни

Статуи ученых были установлены и в фойе актового зала. Стены фойе украшены 64 мозаичными портретами крупных ученых мира. Скульптуры юноши и девушки с книгами, выполненные скульптором В.И. Мухиной, размещены у главного входа. У главного входа с южной стороны помещаются еще две скульптурные группы «Молодежь в науке» и «Молодежь в труде». У здания физического факультета – скульптуры ученых Н.П. Лебедева и А.Г. Столетова, у химического факультета – Д.И. Менделеева и A.M. Бутлерова. Скульптурный аттик над главным входом украшен барельефом «Народ-созидатель» работы скульптора Г.И. Мотовилова. На портике главного входа установлены бронзовые фигуры знаменосцев. На ризалитах высотной части главного корпуса находятся четыре восьмиметровые аллегорические скульптуры двух молодых рабочих с молотами и двух колхозниц с серпами и снопами[102].

Подлинной находкой авторского коллектива стало архитектурное решение четырех башен главного корпуса, расположенных вокруг центрального высотного объема. При кажущихся небольших размерах башни имеют высоту восьмиэтажного дома. Размеры башен были выбраны отнюдь не случайно, а определялись авторами из соображений пропорциональности проектируемого сооружения.

Сравнительная схема башенных элементов главного корпуса

Схема пропорционального построения фасада главного корпуса

Часы Дворца науки, расположенные в башнях, до сих пор являются самыми большими в Европе. Циферблат часов имеет в диаметре 8 м 74 см, длина минутной стрелки – 4,13 м, часовой – 3,7 м. Циферблат изготовлен из нержавеющей стали, а цифры отлиты из алюминия и закреплены на золотистом стекле. Стрелки часов можно различить на расстоянии до трех километров. Первоначально громадные часы имели механизм обычного маятникового типа – с многокилограммовыми гирями, которые на тросах опускались в специальные шахты внутри часовых башен. Заводились часы, конечно, не ключом – это было бы невозможно, – а электромотором, поднимавшим гири после того, как они опускались ниже определенной отметки. Однако от этих механизмов отказались уже через три года эксплуатации, и в 1957 году все башенные часы перевели на работу от электродвигателя с прерывателем. Кроме часов на каждой из четырех башен имеется термометр, барометр или гигрометр. Эти приборы имели дистанционное управление, однако в наши дни их механизмы вышли из строя и с тех пор положение стрелок остается неизменным.

Работы по изготовлению механизмов гигантских часов проводились в производственных мастерских Московского механического института. Монтаж механизмов в помещениях башен начался 14 мая 1952 года. Осуществляла работы бригада учебно-производственных мастерских Московского механического института, которой руководил В.М. Пушкарев[103].

Одна из часовых башен комплекса МГУ. 1953 г.

В хорошую погоду за многие десятки километров на юго-западе столицы видится золотой шпиль, увенчанный звездой в венке из колосьев. Эмблема, кажущаяся с земли ажурной, является весьма крупным сооружением: диаметр ее венка 9,5 м, а диаметр звезды – 7,5 м. Зерно колоса, обрамляющего звезду, достигает 1 м 40 см, длина двух колосьев равна 12 м. Шпиль высотой почти 60 м равен высоте 16-этажного дома. Такая высота являлась для своего времени рекордной. Здание Петропавловской крепости в Ленинграде завершает шпиль высотой в 33 м, шпиль на здании Адмиралтейства – 29 м…

Сегодня уже неизвестно имя человека, в первые предложившего увенчать звездами шпили высотных зданий Москвы. Однако идея установить звезду на верхней отметке сооруженного каркаса впервые была реализована строителями именно на Ленинских горах.

Монтаж каркаса звезды, венчающей высотное здание Московского государственного университета. 1951 г.

«У строителей Московского государственного университета возникла традиция – по праздникам зажигать звезду на самой высокой точке металлического каркаса главного корпус а, – пишет бригадир верхолазов-монтажников П. Жаворонков. – 7 ноября 1949 года, в день 32-й годовщины Великого Октября, огромная звезда, усеянная сотнями электрических огней, зажглась на шестом этаже. В день семидесятилетия со дня рождения товарища Сталина москвичи увидели ее на двенадцатом этаже. 1 мая 1950 года звезда соревнования строителей Дворца науки зажглась на двадцатом этаже. В день 33-й годовщины Великого Октября строители зажгли звезду на двадцать шестом этаже стального каркаса здания.

Не только коллектив строителей университета, но и вся Москва могла следить за нашими успехами, видя как все выше и выше поднимается звезда социалистического соревнования строителей Дворца науки»[104].

Возможно, именно эта традиция натолкнула архитекторов на мысль о внесении изменений в утвержденные правительством проекты высотных домов и украшении звездами всех шпилей.

Архитектор Л.В. Руднев. Схема построения фасада высотной части МГУ с отметками высоты в метрах, позволяющая проследить пропорциональность различных размеров сооружения. 1953 г.

Монтаж шпиля МГУ был операцией чрезвычайно ответственной. Его сборка производилась при помощи самоподъемного крана УБК-15, о котором будет рассказано ниже. Некоторые конструкции весом 10–15 т не могли быть подняты этим краном на полном вылете стрелы (это привело бы к прогибу опорных балок), поэтому их поднимали через шахту, временно оставленную внутри здания. Под шахту были подведены железнодорожные пути. Внутри этой же шахты производилась сборка каркаса шпиля. Шпиль изготавливался из 12 секций высотой по 4,5 м. Эти секции, каждая весом от 5,5 до 6,5 т, установлены одна на другую. Первые пять секций были опущены через шахту краном УБК-15 на специальную площадку, где две бригады верхолазов-монтажников осуществили их стыковку и сборку. Секции соединялись друг с другом при помощи сварки, эти операции было поручено выполнять четверым сварщикам. Затем башенный кран УБК-15 был демонтирован. Демонтаж производился при помощи мачтового деррика, который установили рядом, остальные секции шпиля были смонтированы с его же помощью[105].

Шпиль установили на мест о стоянки демонтированного крана УБК-15 по оси здания. Вес шпиля составлял 120 т. Для того чтобы поднять его, в башенной части здания были установлены две мощные лебедки и сложная система полиспастов, с помощью которой всю конструкцию медленно вели вверх по мере облицовки его золотистым алюминированным стеклом. Сборка и монтаж шпиля были выполнены в сжатые сроки. Затем на двухсотметровую высоту подняли гигантскую звезду. Ее каркас заранее сварили внизу на площадке перед будущим актовым залом. Сделать последнюю сварку было поручено Е. Мартынову.

«…Поднимаясь по лестнице к звезде, я немного волновался, – вспоминал электросварщик. – Это чувство испытываешь всегда, если знаешь, что за тобою следит множество глаз. Но когда я взобрался и уселся на одно из звеньев венка, чтобы удобнее было работать, сразу успокоился.

Москва была скрыта от меня густым туманом, поднявшимся над Москвой-рекой. Только вершины высотных строек на Смоленской площади и на Котельнической набережной выглядывали из туманной завесы, как бы заинтересовавшись, чем украшается их собрат на Ленинских горах.

«Вот и сбылась моя мечта! – промелькнуло у меня в голове. – Я стал настоящим строителем». Когда-то я дал себе слово построить взамен разрушенной фашистами школы такую же. И вот сейчас мне придется сваривать звезду, венчающую Дворец науки…»[106]

Звезда на шпиле Дворца науки, олицетворяющая собой могущество Родины и мирный труд советского народа, засияла над Ленинскими горами накануне 34-й годовщины Октября.

Роль зеленых насаждений в формировании общего ансамбля университета очень высока. Университетский комплекс занял площадь в 167 гектаров, то есть территорию, на которой мог бы разместиться небольшой город. Гармоничное сочетание нарастающей к центру архитектурной композиции с широкими зелеными массивами было одним из важнейших принципов генерального плана застройки, которое не только предопределило особый строй архитектуры университетского комплекса, но и привело зодчих к мысли об архитектурной организации всего Юго-Западного района на тех же принципах свободного и гармонического расположения зданий среди массы зелени в свободной живописной композиции. Исключительно сложной задачей было разместить в ансамбле университетского городка до тридцати небольших зданий, высота которых, в силу их назначения, не превышала одного-двух этажей. Естественно, было невозможно достигнуть композиционного единства между столь разномасштабными сооружениями, и поэтому авторы решили расположить их за зеленой стеной большой аллеи, попросту «утопить» в лесу[107].

Электросварщик за сваркой колоса в венке звезды, которой украшено здание университета. 1951 г.

Проект садово-паркового ансамбля на Ленинских горах, созданный вокруг высотного здания, был подготовлен группой архитекторов В. Колпаковой, М. Прохоровой и М. Коржевым. Посадки зеленых насаждений начались в 195 1 году, в этот год высадили 13 тыс. деревьев и 170 тыс. кустарников. В 1952 году «зеленых новоселов» доставляли грузовиками из Тульской, Рязанской, Брянской и Ивановской областей: к осени было высажено 28 тыс. деревьев и 230 тыс. кустарников. В 1953 году количество высаженных растений превысило и эти цифры. Общее количество посадочного материала для университетского городка – свыше 50 тыс. деревьев и 400 тыс. кустарников. При этом деревья отбирались главным образом крупномерные, в возрасте 18–20 лет. Ими оформили проезды университетского городка. Перед главным зданием были посажены 30-летние дубы.

К осени 1951 г. основной объем строительных работ на строительстве МГУ был закончен

Общая площадь университетских парков, скверов, бульваров без учета площади ботанического сада составляет 60 гектаров. Более 40 пород зеленых насаждений применили для озеленения городка. Деревьев – липы, клены, лиственницы, дубы, березы, вязы, ели, каштаны; и кустарников – сирень, боярышник, кизильник, шиповник, желтая акация, барбарис, смородина, крыжовник… Впервые для практики массовых посадок в Москве высаживались в большом количестве плодовые деревья – яблони, груши, вишни и ряд других.

В процессе выполнения работ проект озеленения Ленинских гор был переделан таким образом, чтобы цветение здесь не прекращалось с ранней весны до поздней осени. От реконструированного Воробьевского шоссе протянулся широкий зеленый проспект длиной 800 и шириной 100 м. Были озеленены все внутренние территории университетского городка, свободные от застройки. Участок площадью свыше 30 гектаров был отведен для университетского агроботанического сада. Вдоль границ университетского городка и вдоль транспортных проездов для защиты учебных помещений от шума и пыли была высажена «защитная зелень»[108].

Вид Юго-Западного района столицы. 1950-е гг.

В августе 1953 года Совет министров СССР рассмотрел рапорт строителей новых зданий Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, заключение правительственной комиссии, доклад Министерства культуры СССР и установил, что задание правительства по строительству и вводу в эксплуатацию основных зданий и сооружений университета на Ленинских горах выполнено. В течение 1949–1953 годов на Ленинских горах были построены: главное 32-этажное здание Московского университета общим объемом 1370 тыс. м³, в котором размещаются геологический и географический факультеты, аудитории механико-математического факультета, общеуниверситетские кафедры, научная библиотека, актовый зал на 1500 мест и другие учебные и научные учреждения; здание физического факультета объемом 274,6 тыс. м³; здание химического факультета объемом 267,7 тыс. м³; жилые помещения для студентов и аспирантов – всего 5754 комнаты и 184 квартиры для профессоров и преподавателей; ботанический сад с соответствующими сооружениями общей площадью 42 гектара; комплекс культурно-бытовых и спортивных сооружений.

Архитектурный комплекс нового здания МГУ расположился на участке 167,43 гектара, из которых застройка занимает только 9,1 гектара, то есть 5,4 %. Всего на территории университета было воздвигнуто 27 основных и 10 обслуживающих зданий, общим объемом 2611 тыс. м³. В новом здании университета имелось 148 аудиторий, более 1000 научно-учебных лабораторий, а также помещение для библиотеки, рассчитанное на 1200 тыс. томов. Совет министров СССР постановил открыть новые здания МГУ и с 1 сентября 1953 года обеспечить учебную и научную деятельность факультетов, размещенных в новых зданиях[109].

«Если бы меня спросили, – говорил Лев Владимирович Руднев в дни своего 70-летия, – что лежит в основе архитектурного творчества, как нужно приступать к созданию того или иного образа, я бы ответил: «Забудь, что ты архитектор, постарайся не думать о своем архитектурном багаже (а он у тебя должен быть немалый), забудь свою привязанность к тем или иным архитектурным формам, не будь рабом любимого мотива, не смотри на него как на канон, продумай поставленную задачу как человек посторонний, не специалист. Вникни и изучи род жизни, которая будет протекать в здании до самых детальных подробностей, будь то жилое, общественное или промышленное здание. И только тогда ты сможешь найти идею сооружения, его характер, а отсюда и образ»[110].

Нет сомнения, что, произнося эти слова, зодчий имел в виду и проект высотного здания на Ленинских горах, которое уже многие десятилетия продолжает оставаться одной из визитных карточек столицы.

Оглавление книги