Книга: Покровка. Прогулки по старой Москве

Сеть бульварных отелей

Сеть бульварных отелей

Гостиничные здания (улица Покровка, 16—18) построены в начале XIX века по проекту архитектора В. Стасова.

Эти невысокие и неприметные строения, стоящие по обе стороны Покровки, друг напротив друга, на самом деле – часть большой гостиничной сети.

Павел Первый, придя к власти, вдруг задумался: а почему это в Москве с нормальными бюджетными гостиницами – жуткая проблема? И велел построить сеть гостиниц на пересечении радиальных улиц и Бульварного кольца. Что и было сделано. Частично.

Зато там, где гостиницы все-таки успели появиться (а появились бы, наверное, везде, если бы заговорщики Павла не свергли), образовались очень милые, недорогие и удобные пристанища для путешественников. Притом на жизнь города эти новшества не повлияли никак: вся суета располагалась во внутренних дворах. Именно там устраивали на постой коляски приезжающих, там располагались конюшни, там расторопные кухонные мальчики раздували с утра самовар.

Снаружи ничего этого видно не было.

Впрочем, по-настоящему в историю вошел один лишь дом номер 16 по Покровке, где в 1913 году был размещен кинотеатр «Волшебные грезы». Он не был слишком уж шикарным, и путеводитель по Москве о нем отчитывался кратко и без видимых восторгов: «В театре 327 мест; музыкальная иллюстрация немых фильмов – рояль; в фойе играет оркестр в составе 8 чел., читальный зал, шахматы и шашки, буфет».

Валентин Катаев вспоминал: «Кинотеатр «Волшебные грезы», куда мы ходили смотреть ковбойские картины, мелькающие ресницы Мери Пикфорд, развороченную походку Чарли Чаплина в тесном сюртучке, морские маневры – окутанные дымом американские дредноуты с мачтами, решетчатыми как Эйфелева башня…

А позади бывшая гренадерская казарма, где в восемнадцатом году восставшие левые эсеры захватили в плен Дзержинского».

Но главным все-таки был не кинотеатр: «В том же доме, где помещались «Волшебные грезы», горевшие по ночам разноцветными электрическими лампочками, находилось и то прекрасное, что называлось у нас с легкой руки ключика (Юрия Олеши – АМ.) на ломаном французском языке «экутэ ле богемьен», что должно было означать «слушать цыган».

Пока из окон «Волшебных грез» долетали звуки фортепьянного галопа, крашеные двери пивной то и дело визжали на блоке, оттуда на морозный воздух вылетали облака пара, и фигуры в драповых пальто с каракулевыми воротниками то и дело по двое, по трое бочком спасались от снежных вихрей там, где на помосте уже рассаживался пестрый цыганский хор.

Мы с ключиком в надвинутых на глаза кепках, покрытых снегом, входили в эту второразрядную пивнушку, чувствуя себя по меньшей мере гусарами, примчавшимися на тройке к «Яру» слушать цыган».

Кинотеатр с таким упадническим именем, как ни странно, просуществовал до 1930 года. И неизбежное переименование, наконец, свершилось. «Волшебные грезы» вдруг стали «Авророй». Из огня, да в полымя.

Конечно же, имелся в виду крейсер, давший залп к началу революции. Однако московская интеллигенция, в отличие от ленинградской, все-таки воспринимала это слово как имя богини утренней зари.

Кинотеатр пользовался популярностью. Юрий Нагибин вспоминал о нем: «Сюда мы убегали с уроков смотреть захватывающие немые фильмы с „веселым, вечно улыбающимся“ Дугласом Фэрбенксом, лучшим за всю историю кино д`Артаньяном, Зорро и Робином Гудом, таинственные фильмы с большеглазым Конрадом Вейдом и чувствительные ленты с печальной Лиллиан Гиш. С тех пор кино уж никогда не навевало на меня волшебные грезы».

А краевед Юрий Федосюк, детство которого тоже прошло в этих краях, несколько дополнял воспоминания Юрия Марковича: «Чаще всего я ходил в «Аврору». Днем этот кинотеатр никогда не был заполнен до отказа. Между задними, средними и двумя передними рядами зиял провал – места пустовали. К началу сеанса оба передних ряда заполняли шустрые шпанцы мелкого возраста. Они дрались из-за мест, срывали друг у друга кепки, бегали и переругивались. Кажется, это были безбилетники, хитрыми путями проникавшие в зал мимо контроля. Они мешали смотреть даже уже начавшийся фильм, покамест какой-нибудь бас из глубины зала не предупреждал: «Эй, затихните! Давно уши не драли?»

Немые фильмы шли с титрами. Вводные тексты вроде «А в это время…» или «Прошло пять лет», а также реплики персонажей снимались на специальные кадры. Учитывая малограмотность многих зрителей, титры показывались на экране утомительно долго. В это время по залу проходил громкий шепот: малограмотные читали титры по складам, грамотные читали их неграмотным спутникам. Изобразительные кадры чередовались с титрами таким образом: вот ревнивый муж занес над героиней карающий кинжал. Затем следовал титр: «Не убивай меня, Ринальдо, клянусь, я ни в чем не виновата». Далее публика с содроганием видела, как неумолимый Ринальдо пронзает жертву кинжалом, вслед за чем следовал титр: «Умри же, проклятая».

Немые фильмы непременно шли с музыкальным сопровождением. Перед экраном стоял расстроенный рояль, на котором «музыкальный иллюстратор», иначе тапер, разыгрывал некое попурри из мелодий, каждая из которых соответствовала изображаемому эпизоду. Теперь понимаю: это требовало от пианиста не только выучки, но и известной подготовки, знакомства с фильмом, а также раздвоенного внимания».

Вокруг этих таперов иной раз разыгрывались страсти, и не шуточные: «Однажды в «Авроре» тапер вовремя не явился, и механик стал крутить фильм без него. Кадры шли своим порядком, но чего-то не хватало. Публика заволновалась и минут через пять начала орать: «Музыку!».

Еще через пять минут возглас «Музыку!» превратился в злобный вой, сопровождаемый топаньем ногами. Наконец в зал вбежал потный, измученного вида мужчина и торопливо уселся за рояль. Из рядов послышалось: «Проспал, маэстро?», «Давай, маэстро, догоняй!»

Взбившиеся лохмы бедного маэстро, когда он вбегал, силуэтом вырисовывались на экране. Поначалу я разделял негодование зрителей, а тут мне стало жаль музыканта: опоздал он явно не по своей вине. Может быть, у него внезапно заболела жена или с самим случился сердечный припадок. Горек был хлеб кинотаперов.

Кажется, в тот раз я впервые услышал слово «маэстро», и оно долго казалось мне унизительным ругательством».

Ясно, что «Аврора» для местного подрастающего поколения была во многом школой жизни и стояла в одном ряду с хрестоматийным двором. Здесь можно было научиться вещам очень важным. А можно было и лишиться вкуса к жизни навсегда.

Кстати, в 1969 году кинотеатр закрыли. Вероятно, от греха подальше.

Оглавление книги