Книга: Покровка. Прогулки по старой Москве

Усачка

Усачка

Жилой дом (улица Покровка, 38) построен в 1914 году по проекту архитектора Ф. Контрима.

Собственно, про этот дом сказать и нечего. Ну дом – и дом. Невзрачный. Серенький.

Однако обойти его своим вниманием никак нельзя. Ведь два столетия тому назад тут стоял дом, принадлежавший голицынскому роду. И именно здесь останавливалась по приезду в Москву пожилая графиня Наталья Петровна Голицына, известная тем, что с нее Пушкин списал кошмарную старуху для своей «Пиковой дамы». Графиня обитала в славненькой усадьбе, построенной, по-видимому, В. Баженовым. И, путешествуя в своем чепце по анфиладе темных комнат, вероятно, придавала улице Покровке еще больше респектабельности.

Она слыла загадочной особой. Например, ходили слухи, что Голицына в молодые годы славилась в Париже – носила прозвище «московская Венера», что ее поклонником был сам правитель Англии Георг IV, а Ришелье чуть было не покончил жизнь самоубийством из-за неразделенных чувств к русской красавице.

В действительности никакой красавицей княгиня не была, и больше того, отличалась вызывающим уродством. Прозвище ее было нисколько не Venus moscovite (московская Венера), а Princesse Moustache (княгиня Усатая), или совсем издевательское Fee Moustachine (Усатая фея), а то и запросто Moustachine (Усачка). Все эти прозвища были весьма щадящими – ведь у Голицыной, кроме усов, произрастала борода. По словам современников, Наталья Петровна любила бывать на балах, где вся разнаряженная, сидела в углу, словно уродливое, но обязательное украшение.

Однако же княгиня была дамой знатной, могла сидеть в присутствии всех членов императорской семьи (за исключением, однако, самого царя) и принимала стихотворные подарки приблизительно такого плана:

Это стихотворение написал Василий Львович Пушкин, дядюшка поэта. Они с Голицыной были хорошо знакомы. И не удивительно, что Пушкин-младший же сызмальства частенько видел знаменитую Усачку и впоследствии списал с нее главную героиню повести «Пиковая дама». Это все про нее, про Наталью Петровну: «Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно остриженной головы. Булавки дождем сыпались около нее. Желтое платье, шитое серебром, упало к ее распухлым ногам. Герман был свидетелем отвратительных таинств ее туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном ее старости, она казалась менее ужасна и безобразна».

Правда, княгиня отличалась редким чадолюбием. И дети отвечали ей тем же. Один из современников писал: «Нет счастливее матери, как старуха Голицына; надобно видеть, как за нею дети ухаживают, а у детей-то уже есть внучата».

А Пушкин добился того, что хотел. Он хвастался в одном из писем: «Моя „Пиковая дама“ в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Голицыной и, кажется, не сердятся».

Повесть была опубликована в 1834 году. Усачка застала ее. Наталья Голицына скончалась тремя годами позднее, в возрасте 97 лет.

* * *

По соседству же с домом, где частенько останавливалась «Пиковая дама» Голицына, стоял дом Павла Свиньина, человека просвещенного, уравновешенного и солидного, вошедшего в российскую литературу. Сам первейший поэт Пушкин как-то раз упомянул его в стихотворении «Собрание насекомых»:

И все. Одна лишь строчка. Но господин Свиньин и тем был горд.

Павел Петрович занимался краеведением. Он написал книгу «Картины России и быт разноплеменных ее народов» и несколько очерков – «Прогулки по Кремлю», «Сухарева башня на Сретенке», «Оружейная палата» и тому подобное. Знаменитый критик В. В. Стасов отзывался о нем более чем лестно: «Он много помог в свое время узнанию России русскими, и очень многое из собранных и опубликованных им, лет 50 тому назад, интереснейших материалов и до сих пор нужны и полезны тому, кто интересуется Россией и изучает ее с разнообразных сторон».

Дочерям же господина Свиньина можно было только посочувствовать. Они до ужаса стеснялись своей малоаристократической фамилии и даже просили дьякона приходской церкви, чтобы их предупреждали, когда будут читать историю со Спасителем, вогнавшим бесов в свиное стадо. И дьякон аккуратно сообщал:

– Не извольте завтра, сударыни, приезжать к Евангелию, потому что в нем говорится…

– Ну да, ну да, хорошо, – перебивали сестры и прибывали к середине службы.

Важничали – жуть. Но и обидеть их было совсем не трудно.

– Ах, батюшки, испугал, – скажет девица Свиньина не в меру раззевавшемуся кавалеру. – Я думала, хочешь проглотить меня.

– И что вы, сударыня, Бог с вами: я Великим постом скоромного не ем, – ответит кавалер.

В том доме даже за столом свиного никогда не подавали.

Кстати, в историю вошел и сын Павла Петровича, но уже как чудак. О нем писал В. В. Голицын: «Наконец я назову П. П. Свиньина, владельца красивого особняка на Покровке, в котором он жил в полном одиночестве, не имея у себя кухни и каждый день отправляясь обедать либо к добрым знакомым, всегда радушно его принимавшим к себе за стол, либо в ресторан Шевалье. Это был небольшого роста старичок, бывший когда-то военным, но покинувший службу, по-видимому, не совсем добровольно, вследствие своей склонности к декабристам».

Еще подробнее о младшем Свиньине писал другой мемуарист, Б. Н. Чичерин: «Он был старый холостяк, весьма невзрачный, циник, гастроном, сластолюбец, но весьма неглупый, довольно острый и забавный, притом всегда готовый прийти на помощь к друзьям. Он был богат и имел на Покровке свой дом, отделанный с большим вкусом, в котором он некогда давал обеды и даже балы. Но это ему надоело, и он предпочитал разъезжать по друзьям и знакомым. В карты он не играл, но сидел всегда до поздней ночи, уверяя, что он на этом основал всю свою репутацию, ибо заметил, что кто уезжает раньше других, тот непременно становится предметом злословия, а он этого избегает, уезжая последним. Когда построена была железная дорога в Петербург, москвичи радовались, но Свиньин говорил: „Чему вы радуетесь? Теперь все сидят здесь, а будет железная дорога, все уедут“. Его пророчество в значительной степени сбылось».

Старикашка со средствами, которого с радостью принимают в московских домах, который постоянно выдает глубокомысленные сентенции и глупейшие прогнозы, а эти прогнозы еще и сбываются. Неплохое, кстати сказать, завершение жизни.

* * *

К сожалению, дом Свиньина тоже не дошел до наших дней. На ее месте уже при советской власти выстроили общежитие Промышленной академии, где в тридцатые годы обучались «красные директора». Затем общежитие переделали в гостиницу «Урал». А после и «Урал» снесли.

Оглавление книги