Книга: Кнайпы Львова

Где во Львове что ели

Где во Львове что ели

Утро львовянина начиналось с кофе с булочкой «кайзеркой», но если кому-то лень было самому кофе варить, он шел на кофе в элегантные покои для завтраков «Закопане» Антония Моора на ул. Академической, 24 (в ноябре 1934 г. Моор обанкротился, а 17 июня 1936 г. покончил с собой) или в первую молочарню Марии Комуницкой-Рапальской, которая славилась издавна изысканным сельским кофе, кофе замороженным, молоком, шоколадами, мороженым, медом и домашним печеньем. После Первой мировой здесь разместился покой «Поморянка» Яна Гурняка, где готовили очень вкусно и недорого.

Около двенадцати шли на селедочку со сметаной или печеночку с лучком к Теличковой на ул. Академическую или на знаменитые флячки к Нафтуле на Трибунальскую, в обед выбор был еще больше. Жареные колбаски на вилке («раз на виделец») подавали в забегаловке пани Гараковой, где к столам были примотаны цепочками мерки на водку — каждый мог удостовериться, не обманули ли его. У армянина Агопсовича лакомились козлиным мясом, которое львовянин И. Никорович воспел в стихах.

В частных кнайпочках на обед подавали тминный суп, а после него кармонадли — телячьи биточки, обкатанные в булке. Кармонадли ели, держа их пальцами за кость, которую намеренно с этой целью оставляли в мясе. В ресторане Дорфмана возле театра лакомились прочими вкусностями — гусиной попкой, совершенно кошерной.

Подобные этому локали принято было во Львове называть «покоями сняданёвыми», или «покоями для завтраков».

Хотя можно было там не только пообедать, но и наслаждаться ромом или бургундским. Среди мужчин был обычай потребления крепко сдобренных изысканных поздних завтраков в особых покоях, находившихся в ресторанах или позади деликатесных магазинов. Современники вспоминают эти «покои сняданёвые» как явление исключительно львовское.

Эти покои были тесно связаны с молочными и мясными заведениями, а потому и рекламировали очень конкретные изделия. Выглядели они довольно скромно, хотя и имели постоянных отборных клиентов. Поскольку попасть в такие покои можно было только пройдя магазин деликатесов, это было причиной того, что проникнуть туда мог далеко не каждый.

В отличие от элегантных кофеен, которые создавали слишком официальное настроение, в покоях господствовали отношения, как тогда говорили, фамильярные, а настроение было действительно домашнее. Во многих подобных локалях подавали посетителям холодные закуски, в других можно было получить и горячее. Обслуживание было разнообразным, это могли быть жена или дети хозяина, а иногда и официанты. В отдельных таких покоях существовал обычай, что посетитель, как и в частном доме, здоровался со всеми присутствующими, а незнакомым представлялся. В других царили такие же обычаи, как и в ресторанах, и только кивком головы приветствовали знакомых, сидевших за соседними столиками.

Еще одна существенная разница между кофейней и покоями для завтраков заключалась в том, что последние можно было посетить в обществе собственной жены или дочерей, тогда как в кофейни приходили в основном одни мужчины.

Интерьер покоев для завтраков преимущественно отмечался скромностью. И только в комфортабельных заведениях на полу лежали дорогие ковры, на стенах висели зеркала и картины, вилки были из серебра, а блюда подавались в фаянсовых или фарфоровых тарелках и блюдах.

В покоях для завтраков, как их называли, молочарнях, подавали почти исключительно молочные изделия и блюда. Но это не значит, что сходились туда исключительно только старшие паны и дамы, которым уже тяжело переваривать копченое. Молочарни часто становились местом встреч и для актеров, художников и журналистов, потому что сами знаете, как бывает утром, когда голова гудит, а душа ничего так не желает, как холодного студенистого кисляка.

Летом завсегдатаи покоев могли наслаждаться за столиками на тротуарах под полотняными крышами.

Покоев для завтраков во Львове было тьма. Только в окрестностях ул. Академической их несколько. Кроме двух учреждений пани Теличковой под № 6 (в начале века принадлежал Иосифу Пясецкому) и № 12, напротив уважаемых кофеен «Ромы» и «Шкоцкой» находился «Папа Сприцер», куда заходили студенты старого университета (на Грушевского) на пиво — именно львовское, потому что старый Сприцер другого не признавал. На его заведении даже висел старинный плакат, на котором изображен толстый пьяница в поддевке, а ниже надпись:

У Сприцера играли в бильярд, а игры были такие: «тацка», «фарамушка» и изобретенная хозяином игра «фирцик», заключавшаяся в том, что из пятнадцати карт вытаскивали одну и ее номер считался конечным пунктом в игре.

Неподалеку была кнайпа Яна Якоби (Хорунгцина, 6), а на Хорунщины, 9 — заведение Казимира Максимовича (впоследствии — В. Вагемана), на улице Танской, 3 — покои для завтраков «Морское око» Петра Чуперковича, а чуть дальше на ул. Академической, 18 — знаменитый локаль Владислава Мусяловича (а раньше — Яна Круликевича). Тот самый Мусялович имел еще одни покои: «На Сиктуской всегда полон был локаль Мусяловича, который перенесли впоследствии на Третьего Мая», — вспоминал Степан Шухевич. Уточним: на угол улиц Ягеллонского и Третьего Мая, то есть в пассаж Гавсмана, или Кривую Липу.

Здесь пан Мусялович принимал посетителей лично, одетый, как и положено шляхтичу, в старую чамару. Здесь были самые дорогие, но и самые большие и вкусные бутерброды — по 25 грошей. На подносах красовались «пробки» — нанизанные на тонкую палочку кусочки огурчика, помидора, селедки, лучок и рыжик. А еще Мусялович предлагал разнообразные яйца Люкульлюса:

— Пусть пан съест то второе яйко Люкульлюса.

Ну и должны объяснить, что же это за Люкульлюс. Лициний Лукулл (108—56 до н. э.) был римским воеводой и консулом, который прославился не столько своими подвигами, сколько роскошными пирами, на которых подавали изысканные блюда.

Лукулловыми яйцами Мусялович называл яйца, фаршированные грибами, селедкой, паштетом, сыром и т. д.

«У Мусяловича, — вспоминал Юрий Тыс, — играли в бридж Иван Кедрин и врачи Максимонько, Подолинский и инж. Сенишин, которого, учитывая его совершенную лысину, назвали «Кудрявым». Здесь в закрытой комнате в конце 20-х собирались члены УНДО.

На Боимов, где донедавна был кафе-бар «Хоре» (ул. Староеврейская, 5), содержался покой для завтраков Владислава Бажанта (другое его заведение было на пл. Галицкой, 7). Пан Владислав рекламировал десять видов кишки, копчености и дичь из Карпат.

На ул. Скарбковской, 3, любимой точкой молодежи стал покой Цёци (тёти). Как на самом деле звали эту пани, история до нас не донесла, но несколько современников упоминают, что ее именно так и звали — Цёця. Толстая пятидесятилетняя кобита (женщина) всегда сидела за прилавком, раскрыв счетную книгу, в которую записывала блюда, которые подавали девушки. Никогда не изменяла своему искрометному юмору и с теплой материнской улыбкой наблюдала за посетителями, которые теснились около двух длинных накрытых клеенкой столов. Это ее погожее настроение способствовало тому, что если уж кто сюда заходил, то делался постоянным посетителем. Особой любовью Цёци пользовались гимназисты, в том числе будущий писатель Корнель Макушинский.

Специальностью Цёци были пироги и белый сельский кофе, а слава этих специалитетов катилась Львовом. Большая порция пирогов состояла из 10 штук и стоила 10 центов. На столах в плетеных корзиночках стояли стопки булочек, привилегией Корнеля было то, что, сколько бы он их не съел, всегда ему считалась только одна.

Конкуренцию Цёце составляла вегетарианская ресторация пани Куликовой возле пассажа Миколяша, которая славилась голубцами из квашеной капусты и пирогами на любой вкус — и с картошкой, и с капустой, и с повидлом, и с ягодами. Пироги из творога и гречневой каши назывались золочевскими. К этим кушаньям подавалось «сьвежее кислое млико». Также был большой выбор кнедлей. В Галиции кнедли принято было готовить из грубого теста с добавлением картофеля, а поливались они маслом с тертой булкой. Для кого-то это могло выглядеть святотатством — это сочетание картофеля, ягод и масла. Потому что, скажем, в Бессарабии и на Буковине лепили кнедли из тонко раскатанного теста, которое сохраняло вкус и запах ягод. Но галичанки упорно стояли на своем, считая, что тонкое тесто, наверняка, может треснуть.

И собственно пани Куликова первой в истории Львова посягнула на устоявшуюся традицию и стала готовить кнедлики из тонкого теста. Чем и заслужила бессмертную славу.

На улице Длугоша напротив монастырских стен стоял магазин пана Макулы «Товары колониальные и деликатесные», состоявший из двух частей. В больших покоях всегда было людно от покупателей, а рядом в боковом крыле можно было перекусить стоя что-нибудь пикантное и запить пивом. Столиков здесь не было, потому что за столики надо бы было платить налог. Буфет пана Макулы производил впечатление — трудно было оторвать от него глаза. Особенно салаты — селедочный, мясной, овощной, рыбный, мадьярский. А рядом на витрине — студенина, буженина, студень из хвостов, жареное мясо, карпы, лососи, угри, банки с маринованными вьюнами, миски больших кирпичных раков; соленые грибы, сливы, брусника, огурцы, корнишоны; майонезы, татарский соус (подливка), различные хрены, муштарды, паприки; сыры — пармезан, рокфор, швейцарский, специальный зеленый сыр на травах. И конечно же — кваргли (сырные булочки). Множество видов селедки — праздничные, шкоцкие, королевские, голландские, матиасы, рольмопсы.

Буфет обслуживал зять пана Макулы — личность, известная в городе, ведь это был футболист «Погони», известный ловец женских сердец. Однажды посетители были свидетелями того, как ревнивая жена вылила ему на голову большой горшок татарского соуса. Зять пана Макулы в белом фартуке и накрахмаленной высокой шапке обслуживал молниеносно, имел движения циркового жонглера. При этом не забывал бросать женщинам комплименты, подмигивать и шутить.

На ул. Карла Людвика имел кнайпу пан Литнер, который был известным колбасником. Он угощал именно колбасой и пивом, не ограничивая при этом количество хлеба. Именно поэтому эта ресторация пользовалась популярностью у студентов, которые напихивались хлебом с одним кружочком колбасы и одним стаканом пива.

А пан Маньковский держал магазин приправ, где в соседней комнате была также популярная кнайпа 1880-х годов. Здесь подавали два десятка сыров и заморский кофе.

Ресторан и покои для завтраков известного мясника Юзефа Новака на пл. Бернардинской, 12, были местом, куда заскакивали на «шныцик» — то есть маленькое пиво с отличной закуской из ветчины или сарделек. А еще на горячую жареную колбасу. Очень вкусной была мачанка — щедро посыпанный тмином кусок свиной вырезки, который вкладывали в разрезанную булку, размоченную соусом с приправами.

Надо сказать, что Новак имел еще несколько таких забегаловок, разбросанных по центральной части города. В частности, заведение на площади Галицкой было самым старым покоем для завтраков. 18 января 1936 г. открылись его покои для завтраков еще на Пекарской, 24.

3 июня 1922 г. открылись ресторан и покои для завтраков Альберта Сковрона на ул. Коперника, 3 (другое заведение он имел еще и на площади Марийской, 7). Здесь львовские библиофилы устраивали ежегодно дружеский ужин, пересыпанный шутками, разговорами и чтением стихов. Участвовали Мечислав Опалек, Казимир Тишковский, Антони Кнот и другие «оссолинцы» (ученые, собиравшиеся вокруг научной библиотеки).

Сковрон всегда лично встречал своих постоянных клиентов, награждая широкой улыбкой. Узнавал их с первого взгляда, даже тех, которые прибывали из других городов. А когда появлялись лица, имена которых он стремился иметь в своей памятной книге — могучем фолианте с автографами знаменитостей, — тогда уж он весь прямо светился счастьем. Для каждого человека находил, что бы сказать приятного. А уже церемонию заказа никак не мог пропустить, стоял около официанта и подбрасывал советы. Посетители получали две карты — одна со списком блюд, вторая — с напитками. Но чтобы получить нечто особенное, следовало сказать такое заклинание:

— Дорогой маэстро, не будете ли так любезны, чтобы самому заказать для нас блюда и напитки на ваш вкус?

И тогда пан Сковрон возносился в небеса, загораясь, как утренняя звезда, и, смачно чавкая, говорил свое предложение.

Молочарня и ресторация Йозефа Фолта на Хорунщины, 5, рекламировала: «Всегда замечательные обеды и ужины на свежем масле. Изысканный кофе. Абонемент на обеды из трех блюд стоит в месяц 24 к. А еще ежедневно богатый выбор блюд, состоящий из четырех супов, двадцати сортов мяса и нескольких легумин (деликатесов)».

Но пану Фолту этого было мало, и он еще отправлял заказы домой.

Вся левая сторона улицы Третьего Мая, то есть там, где стоят дома под нечетными номерами, принадлежала когда-то некоему пану Майеру. Известно нам, что он был помологом и занимался садоводством. И тянулись те сады от впоследствии улицы Ягеллонского к Иезуитскому парку, а потому ничего удивительного, что улица и называлась Майеровская. Со временем ее застроили домами, а последний след старых садов еще долго оставался там, где стоит сейчас дом князей Ионинских под № 19.

В этом последнем из садов имел ресторацию и молочарню чех Индржих Рудольф, но действительной представительницей фирмы была его энергичная и хозяйственная жена, поэтому никто и не говорил иначе, как: «на обед к пани Рудольфовой». Заведение, так выгодно расположенное около Иезуитского парка, после полудня и вечером было переполнено. Сюда охотно приходили целыми семьями, особенно летом, возвращаясь с прогулки, на специалитет, называемый «пидсметанье».

А было это не что иное, как кислое молоко без сметаны. Со сметаной, конечно, было бы дороже на целый цент, но не надо забывать, что когда-то цент — это было нечто, недаром говорили: «без цента не будет гульдена». В горячие дни оно нравилось и детям, и пригожим паннам, и бравым офицерам. Пани Рудольфова подавала простоквашу в глубокой миске неразмешанной, большими крутобокими глыбами, а к ней — хлеб с маслом или картофель с луком. У меня уже слюнки текут!

При костеле Св. Софии, который построила на переломе XVI и XVII столетий богатая мещанка София Ганелёва, заложил мещанин Лукевич поместье, получившее вначале название Святая София, а впоследствии Софиевка. Долгое время это место было любимое место отдыха, и не удивительно, что здесь появилось немало покоев для завтраков под небом. И по мере наступления города они исчезали, последней исчезла молочарня, в которой помимо «пидсметанья» подавали в мисках чистую сметану с черным ржаным хлебом, который там же и пекли.

В межвоенный период появился еще один неизвестный до сих пор вид покоев — бар, куда приходили, чтобы быстро перекусить. Столики в барах были маленькие — на двоих, вместо кресел — мягкие лавочки. Характерной чертой баров было то, что там царило самообслуживание, что значительно сокращало время еды. Несмотря на элегантные интерьеры, рассчитаны они были на средне состоятельных клиентов. Благодаря тому, что здесь не принято было засиживаться, бары приносили солидную выгоду.

Малоимущие горожане, студенты и холостяки ходили к лицам, которые подавали домашние обеды. В основном это были вдовы, которые занимали достаточно просторные помещения. Понемногу такие заведения теряли характер «домашних обедов» за общим столом и превращались в обычные столовые с маленькими столиками. Одновременно вырос выбор блюд, хотя для постоянных посетителей, которые выкупили питание на месяц вперед, подавались типичные обеды.

Имел свои домашние обеды и рабочий класс, извозчики, водители, торговки. Обычно они покупали эти обеды на месяц вперед, потому что так были скидки, и потребляли все, что им подадут впопыхах. Алкоголь в таких заведениях был запрещен, а потому и не было никакой причины засидеться долго.

Рабочие на фабриках или других физических работах имели свои столовые и буфеты, в которых можно было пообедать по очень низким ценам. Подобные буфеты проверяла специальная комиссия, которая не позволяла поднимать цены и эксплуатировать рабочих. Эта же комиссия следила и за санитарией.

Оглавление книги