Книга: Большая Никитская. Прогулки по старой Москве

Чехов в комоде

Чехов в комоде

Жилой дом (Садовая-Кудринская улица, 6) построен в 1873 году по проекту архитектора В. Афанасьева.

Чехов – в первую очередь, писатель московский. Большая часть его произведений посвящена обитателям именно первопрестольной, а не Ялты, Мелихова или Петербурга. Но при этом, как ни странно, Антон Павлович не имел в Москве своего дома, на съемных же квартирах не задерживался.

Дольше всего писатель проживал на улице Садовой-Кудринской, в домике №6. Происходило это с 1886 по 1890 годы.

Жилье на Кудринской нашла его сестра, Мария. И, будучи особой властной, приняла решение о переезде с Якиманки, где до этого жило семейство Чеховых. Безо всякого смущения она писала в мемуарах: «Квартира стоила по тем временам (да и по нашим средствам) довольно дорого – шестьсот пятьдесят рублей в год, и у брата (в смысле, у Антона Павловича – АМ.) не было даже денег заплатить, как требовал хозяин, сразу за два месяца вперед, но она прельстила меня удобным расположением комнат на двух этажах, близостью от центра и тем, что находилась она в хорошем районе Москвы».

Деньги пришлось занимать у редактора «Осколоков» Лейкина.

Правда, брат писателя, Михаил Павлович доволен не был: «Особенно сильно кашлял брат Антон, когда мы жили на Кудринской-Садовой. Мы занимали там узенький, странной архитектуры двухэтажный дом… На моей обязанности лежало зажигать в спальне у Антона на ночь лампаду, так как он часто просыпался и не любил темноты. Нас отделяла друг от друга тонкая перегородка… Вот тут-то я и наслушался его кашля».

Сам же Антон Павлович к садово-кудринскому дому относился положительно, хотя и без эмоций: «Живу в Кудрине на Садовой – место тихое, чистое и отовсюду близко, не то что Якиманка». Сравнивал свое жилье с комодом. Утверждал: «Цвет дома либеральный, то есть красный».

Чехову в то время было не до пустяков. Он еще занимался медициной, но вовсю уже публиковался в периодике и понемногу начинал замахиваться на серьезную литературу.

«Мне Чехов казался молодым дубком, пускающим ростки в разные стороны, еще коряво и порой как-то бесформенно, но в котором уже угадывается крепость и цельная красота будущего могучего роста», – так характеризовал его в то время В. Г. Короленко.

А Владимир Гиляровский, чуткий на таланты, всячески старался поддержать с Антоном Павловичем дружбу: «Он жил в „комоде“, в этом маленьком двухэтажном коттедже на Кудринской-Садовой, куда я забегал на часок, возвращаясь из газетных командировок или носясь по Москве в вихре репортерской работы».

Антон Павлович иронизировал:

– Ты – курьерский поезд. Остановка – пять минут. Буфет.

Именно здесь были написаны «Степь», «Скучная история» и «Дядя Ваня» (поначалу эта пьеса называлась «Леший).

А в 1890 году еще молодой, но уже не совсем здоровый Чехов уехал из этого дома в свою знаменитую экспедицию на Сахалин. Проводы его были, можно сказать, событием в культурной жизни города. Сестра Мария Павловна писала: «Провожать Антона Павловича на Ярославский вокзал собралось много народа. Помимо нашей семьи, там были Левитан, Семашко, Иваненко, Кундасова, Мизинова, супруги Кувшинниковы и др. Перед отходом поезда доктор Кувшинников торжественно вручил Антону Павловичу бутылку коньяку с наказом открыть и выпить только на берегу Великого океана».

К чести Антона Павловича будет сказано, что он в точности выполнил наказ. Зато его семейство переехало в квартирку потеснее. Биография «комода» стала складываться уже без Антона Павловича. В 1892 году на крыше дома сделали конек якобы в русском стиле, после чего сходство с уютнейшим предметом мебели значительно уменьшилось.

Уже при советской власти в бывшем «комоде» поселяется другой писатель – Андрей Белый. Затем дом используется под какие-то спецслужбы. А 1 января 1954 года здесь наконец-то открыли музей.

Музей этот самый обычный и традиционный – с войлочными тапочками, строгими смотрительницами, длинными аннотациями и солидными витринами. Николай Иванович Глазков о нем писал:

А Юрий Карлович Олеша недоумевал, зайдя сюда: «В музее Чехова лежит его воротник, галстук, наружный платок, кашне… Галстук, между прочим, голубой, готовая бабочка с длинными полосками для обхвата шеи. Платок мало чем отличается от современных, такое же кашне могло бы лежать на витрине в Столешниковом».

Увы, это участь всех мемориальных музеев – быть тихими, смирными и держаться в тени от той жизни, которая некогда проистекала в старых стенах.

Оглавление книги