Книга: Большая Никитская. Прогулки по старой Москве

Церковь для одного новобрачного

Церковь для одного новобрачного

Храм «Большое Вознесение» (Большая Никитская, 36) построен в 1845 году по проекту архитекторов А. Григорьева и Ф. Шестакова.

Церковь «Большое Вознесение» появилась на Большой Никитской, можно сказать, случайно. Ранее на этом месте стоял небольшой храм, а рядом с ним – владения светлейшего князя Потемкина-Таврического. И вот однажды Григорий Александрович решил перестроить церковь, превратив ее в собор Преображенского полка. Призвал Василия Баженова, и начались проектные работы. Но фундамент старой церкви оказался так себе. Было решено не рисковать и выстроить рядышком, во владениях Потемкина большой и новый храм.

Увы, строительство довольно сильно затянулось. Сначала умер сам Потемкин. Затем работы передали М. Ф. Казакову, однако и при нем дело практически не двигалось. Доделать храм удалось лишь в середине позапрошлого столетия, да и то без колокольни.

Колокольню выстроили только в 1890-е.

Каждый москвич и многие гости столицы – те, кто более-менее интересуется историей Москвы – на вопрос о том, чем знаменит храм под названием «Большое Вознесение» ответит не раздумывая, словно дважды два, что здесь венчался поэт Пушкин.

И будет, в общем, прав. Действительно, история этого храма – пусть огромного и пусть в центре Москвы – была не слишком щедра на события. В их ряду венчание Пушкина – конечно, эксклюзив.

Да, в 1831 году в еще не достроенном храме и вправду создалась новенькая ячейка общества: поэт Александр Сергеевич Пушкин и красавица Наталья Николаевна Гончарова сочетались церковным браком. Место для таинства, впрочем, не было собственным выбором жениха и невесты. Александр Сергеевич планировал устроить церемонию в домовой церкви князей Голицыных на улице Волхонке, но все, что было связано с поэтом, решалось, разумеется, на высочайшем уровне. Митрополиту планы Пушкина это не понравились – и он определил Большое Вознесение.

Московский почт-директор Александр Яковлевич Булгаков возмущался: «Филарет-таки поставил на своем: их обвенчали не у кн. Серг. Мих., а у Старого Вознесения. Никого не велено было пускать, и полиция была для того у дверей. Почему, кажется, нет? И так совершилась эта свадьбы, которая так долго тянулась».

Но к мнению Булгакова и прочих пушкинских приятелей ни правительство, ни церковные власти, ясное дело, не прислушивались.

Перед венчанием, как положено – так называемый мальчишник. Один из «мальчишек», историк П. Бартенев, вспоминал: «Накануне свадьбы был очень грустен и говорил стихи, прощаясь с молодостью… Мальчишник. А закуска из свежей семги. Обедало у него человек 12, Нащокин, Вяземский, Баратынский, В. Языков».

Михаил Погодин жаловался: «У Пушкина, верно, нынче холостой обед, а он не позвал меня. Досадно. – Заезжал и пожелал добра. – Там Баратынский и Вяземский толкуют о нравственной пользе».

Эх, дескать, зелен виноград.

Похоже, Пушкин ничего хорошего не ждал от своей свадьбы. Одна лишь подготовка ему опротивела. Александр Сергеевич писал: «Участь моя решена. Я женюсь… Все радуются моему счастию, все поздравляют, все полюбили меня. Всякий предлагает мне свои услуги: кто свой дом, кто денег взаймы, кто знакомого бухарца с шалями. Иной беспокоится о многочисленности будущего моего семейства и предлагает мне двенадцать дюжин перчаток с портретом m-lle Зонтаг (модная немецкая певица, гастролировавшая в те времена в России – АМ.).

Молодые люди начинают со мной чиниться: уважают во мне уже неприятеля. Дамы в глаза хвалят мне мой выбор, а заочно жалеют о моей невесте: «Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветреный, такой безнравственный…»

Признаюсь, это начинает мне надоедать. Мне нравится обычай какого-то древнего народа: жених тайно похищал свою невесту. На другой день представлял уже он ее городским сплетницам как свою супругу. У нас приуготовляют к семейственному счастию печатными объявлениями, подарками, известными всему городу, форменными письмами, визитами, словом сказать, соблазном всякого рода».

День венчания начался с очередной неприятности. Мало того, что после пресловутого «мальчишника» с утра болела голова, так будущая теща, и до этого всяко противившаяся грядущей свадьбе, послала Пушкину записку – дескать, на карету денег нет. Деньги, ясное дело, были сразу посланы.

Во время самого венчания совпало множество плохих примет: в руке у жениха потухла свечка, сам он свалил крест, случайно толкнув аналой, обручальное кольцо упало на ковер, а пушкинский свидетель очень рано устал держать венец над головой поэта и передал его другому человеку.

«Все это плохие знаки», – сказал Пушкин по-французски.

Александр Сергеевич вышел из храма не столько радостный, сколько встревоженный. Он уже не ожидал от жизни ничего хорошего, и последующие события подтвердили правильность примет.

* * *

Однако все это известно лишь специалистам и тем, кто намеренно интересовался жизнью Пушкина. Для большинства московских обывателей венчание поэта – вполне радостный и позитивный факт. Этому событию даже стихи посвящали. К примеру, поэт Игорь Кобзев писал:

Неказистая церковьУ Никитских ворот,Окруженная тучейКрикливых ворон,С запыленною кровлей,Со щербатым порогом,Эта церковь, по-моему,Помнит о многом…Из ворот ее шумныхОднажды весноюВышел праздничный ПушкинС молодою женою.

Вот так. Как будто бы и не было во время этого венчания сонмища страшных предзнаменований. Да и до венчания как будто бы все было хорошо.

Одна беда – невеста несговорчивая попалась. Но ведь уломали же в конце концов.

* * *

Впрочем, нельзя сказать, что список знаменитостей, имевших отношение к этому храму, строго ограничивался Пушкиным, его женой и теми, кто был приглашен на самое, пожалуй, знаменитое российское венчание. Тут, например, частенько бывал Александр Суворов, проживавший совсем рядышком. Исследователь Михаил Пыляев сообщал: «Он тут… в церкви Вознесения служивал то молебны, то панихиды. Московские старожилы, жившие в пятидесятых годах, еще помнили, как Александр Васильевич сам, сделав три земные поклона перед каждою местною иконою, ставил свечку, как он служивал молебны, стоя на коленях, и как он благоговейно подходил под благословение священника».

Бравый генералиссимус и впрямь был очень набожным.

Десятилетия спустя в храме стала петь племянница Василия Качалова. Сын его писал об этом: «Она, вместо того чтобы работать делопроизводителем Московской городской управы… начала в это время петь на клиросе в хоре церкви Большого Вознесения. У нее оказался настолько приличный голос, что, постепенно распевшись, она стала в этом хоре даже солисткой».

В 1917 году здесь хоронили павших юнкеров. Один из современников, В. Марцинковский, вспоминал: «Я был и на белых похоронах…

Хоронили юнкеров в храме Большого Вознесенья – на Большой Никитской.

Их гробы поставили в ряд, пред алтарем. За ними стояли закутанные в траур, согбенные скорбью родные. Преосвященный Дмитрий говорил прочувствованное слово. Пахло ельником и сосной.

Тихим надгробным рыданием, словно сдавленный стон из наболевшей груди, звучало панихидное пение.

«Помилуй раба Твоего»… «Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя»…

При пении «Со святыми упокой» толпа молящихся склонилась на колени. А в конце, когда раздался призыв хора: «Придите, последнее целование дадим умершему», – высокие своды храма огласились горьким плачем, рыданиями и стонами сестер и матерей, припавших в последний раз к дорогим останкам.

«Белая мать… Красная мать»».

Знаменитый Тихон, патриарх Всея Руси, служил здесь в 1925 году, за пару дней до смерти свою последнюю службу.

А в 1928 году в храме отпевали Марию Ермолову. Гиляровский писал: «На том самом месте этой огромной, высокой церкви Большого Вознесения, у Никитских ворот, где сто лет назад под золотыми венцами стояли Александр Пушкин и Наталья Гончарова, высился весь в цветах и венках белый гроб, окруженный беспрерывно входящими и выходящими москвичами, пришедшими поклониться останкам своей любимицы, великой артистки Марии Ермоловой. Здесь собрались те, которые не будут иметь возможности завтра присутствовать на торжественной гражданской панихиде в Малом театре.

Церковь не вмещала всех желавших войти сразу, народ толпился на улице, ожидая очереди, и под ярким мартовским солнцем, в сырую, холодную ночь, до тех пор, пока от церкви не двинулась процессия к Малому театру».

Но, разумеется, все эти факты меркнут перед пушкинским венчанием.

* * *

К началу двадцатого века храм сделался совсем привычной достопримечательностью. И неудивительно, что деловые люди, робкие влюбленные и одухотворенные бездельники час-тенько назначали встречи именно у этой церкви. Александр Куприн писал в одном из многочисленных своих произведений: «Во вторник Венсан и Александров встретились, как между ними было уговорено, у церкви Большого Вознесения, что на стыке обеих Никитских улиц – Большой и Малой. По истинно дружеской деликатности они оба поспешили и пришли на место свидания минутами двадцатью раньше условленного срока.

– Давайте, – сказал Венсан, – пойдем, благо времени у нас много, по Большой Никитской, а там мимо Иверской по Красной площади, по Ильинке и затем по Маросейке прямо на Чистые пруды. Крюк совсем малый, а мы полюбуемся, как Москва веселится.

Они пошли рядышком, по привычке в ногу, держась подтянуто, как на ученье, и с механичной красивой точностью отдавая честь господам офицерам.

Белые барашки доверчиво и неподвижно лежали на тонком голубом небе. Мороз был умеренный и не щипал за щеки, и откуда-то, очень издалека, доносился по воздуху томный и волнующий запах близкой весны и первого таяния.

Москва была вся откровенно пьяная и весело добродушная. Попадались уже в толпе густо-сизые и пламенно-багровые носы, заплетающиеся ноги и слышались меткие острые московские словечки, тут же вычеканенные и тут же, для сохранности, посыпанные крепкой солью.

– Не мешайте Москве – сказал глубокомысленно Венсан, – творить свое искусство слова».

Все это было абсолютно соразмерно собственно храму и его значению в московской жизни.

* * *

А по обеим сторонам от храма – памятники. Спереди, со стороны бульвара – фонтан-ротонда под названием «Натали и Александр» работы скульптора М. Дронова и архитектора В. Белова, поставленный в 2001 году. Собственно говоря, эта скульптура приурочена к 200-летию со дня рождения поэта, но в России, как известно, далеко не все случается вовремя.

Пушкин с невестой помещены в массивную и толстоногую беседочку-ротонду. И, безусловно, здесь нет и намека на всю сложность отношений между молодыми и на обстоятельства той знаменитой свадьбы. Так, просто две фигурки.

Одно время перед памятником чуть ли не каждый день прохаживалась дама, разодетая под Натали, с несколько безумным выражением лица. Потом она куда-то подевалась.

А сзади церкви (строго говоря, скорее спереди, поскольку вход в Большое Вознесение располагается отнюдь не с площади, как было бы вполне естественно, а с противоположной стороны) – и вовсе памятник Толстому. Алексею Николаевичу. Авторы его – скульптор Г. Мотовилов и архитектор Л. Поляков.

Его открыли в 1957 году, когда в церкви Большое Вознесение никаких служб не было. Да и вообще о храмах в это время не особенно задумывались. Значительно важнее был тот факт, что неподалеку от Большого Вознесения проживал «советский граф» Алексей Николаевич Толстой.

Оглавление книги

Оглавление статьи/книги

Генерация: 0.659. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз