Книга: Большая Никитская. Прогулки по старой Москве

Смерть полиглота

Смерть полиглота

Жилой дом (Большая Никитская улица, 58) построен в первой половине XIX века.

Внешне этот домик по Большой Никитской мало примечателен. Даже как-то не верится, что здесь проживал один из известнейших и романтичнейших археологов прошлого Игнатий Стеллецкий.

Детство Игнатия было достаточно типичным. Родился 3 февраля 1878 года в глубокой провинции – селе Григорьевка Александровского уезда Екатеринославской губернии. Отец – сельский учитель (но при этом – дворянин). Мать – попова дочка.

Образование – церковно-приходская школа, затем – Харьковский духовный коллегиум, после – духовная семинария и Киевская духовная академия. Особые успехи – в иностранных языках, литературе, пении и рисовании.

В 1905 году Игнатий Яковлевич защитил диссертацию по теме «Преобразование учебных заведений в 60-е годы XIX столетия» и был произведен в кандидаты богословия. Из предложенных ему на выбор двух мест службы (Америка и Палестина) он, конечно, выбрал Палестину. Ведь уже тогда Стеллецкого интересовала древняя история. И он поехал в город Назарет – преподавать историю и географию в русско-арабской семинарии.

На Востоке Стеллецкий постоянно посещал раскопки (Иудея, Турция, Египет, Сирия), сам иногда в них участвовал, писал научные статьи, и вскоре понял: надо менять профессию.

К счастью, у него хватило сил, несмотря на возраст (без малого 30 лет) и завидные успехи на старом поприще, начать жизнь сначала. В 1907 году Игнатий Яковлевич Стеллецкий поступил в Московский археологический институт.

Новая карьера была еще стремительнее предыдущей. И в предреволюционном справочнике «Вся Москва» Стеллецкому, в отличие от большинства московских жителей, посвящено немало строк: «Стеллецкий Игн. Як. учен. археол. Крымский пр. 3. Т. 17—76. Делопроизвод. Моск. арх. Мин-ва юстиц.; действ. чл. Имп. моск. археологич. о-ва; Археологич. инстит. им. Имп. Николая II; Женск. учил. коммерч. наук А. М. Мансфельд; чл. правл. Росс. о-ва „Турист“».

Однако наступила революция, и у титулярного советника, коллежского асессора и кавалера ордена Станислава третьей степени Игнатия Яковлевича Стеллецкого реквизировали хамовническую квартиру, а архив с библиотекой куда-то вывезли.

Приходилось все начать сначала по второму разу. Почти в пятьдесят лет.

Стеллецкий нашел себе новое жилье – квартирку в доме №58 по улице Большой Никитской.

Хотя она была гораздо менее комфортной, чем хамовническое жилище, это была не беда, ведь Игнатий Стеллецкий все равно по сути существовал в другом времени: он с юных лет был увлечен эпохой Ивана Грозного и поиском его библиотеки. А тут, при новой власти, появились у Стеллецкого и новые надежды – Метрострой начинал беспрецедентные земляные работы. Игнатий Яковлевич подружился с Павлом Ротертом, начальником московского Метростроя. И даже добился у него согласия открыть музей «Подземная Москва». Теперь огромное количество рабочих должно было стать его помощниками и передавать Стеллецкому всяческие подземные находки.

Однако рабочие аккуратностью не отличались и к находкам относились как к курьезам, а отнюдь не как к научным экспонатам. Игнатий Яковлевич сетовал: «При проходке тоннеля метро через кладбище у башни Кутафьей, встреченные погребения не могли, конечно, замедлить темп работы. Я дежурил ночью. Один цельный гроб велел окопать. Пока осматривал другой, первый был растащен крючьями, а череп из него, с волосами, усами, бородой, вызвав огромный интерес, пошел гулять по рукам, пока не исчез бесследно. Этот случай говорит за то, что даже личное присутствие исследователя не всегда могло гарантировать сохранность находок. Неудивительно, что погиб редчайший экземпляр захоронения – отлично сохранившийся труп, снежно-белый и мягкий, который легко было проткнуть: вместе с обломками гроба он был вывезен на свалку».

Стеллецкого на некоторое время пустили поработать в Кремль. И то, что обнаружил там Игнатий Яковлевич, тоже не вселило в него оптимизма: «Везде и всюду подземелья временем и людьми приведены в состояние если не полного, то очень большого разрушения. Общей участи не избежал и Кремль, и потому нельзя обольщать себя мыслью, что достаточно открыть один ход и по нему уже легко пройти подо всем Кремлем, если не подо всей Москвой. В действительности путешествие по подземной Москве – скачка с препятствиями, притом весьма существенными, устранение которых потребует усилий, времени и средств».

Разумеется, у власти не было желания делиться с одержимым спелеологом ни первым, ни вторым, ни третьим. Те редкие находки, которые все-таки удалось отнять у несознательных рабочих, лежали в небольшой квартире Игнатия Яковлевича. Он же продолжал надеяться: «Все это ничего по сравнению с возможным идеальным результатом: очищенная, реставрированная и освещенная дуговыми фонарями подземная Москва явила бы из себя музей научного и любого интереса».

Стеллецкий надеялся и на библиотеку. Но все меньше говорил о ней. А между тем пошли аресты. К счастью, археолога они не коснулись. Затем – война. На фронт он не прошел по возрасту, остался в городе и продолжал работать. А после – трагическая и нелепая смерть.

Когда 18 января 1949 года московский краевед, археолог и спелеолог Игнатий Яковлевич Стеллецкий подходил к своему дому на Большой Никитской улице, он случайно споткнулся и неудачно ударился головой об асфальт. Встать самостоятельно Игнатий Яковлевич уже не смог. Его отправили в больницу.

В результате удара Стеллецкий полностью потерял память. Он не мог сидеть, стоять, ходить, самостоятельно принимать пищу. То есть мог. Но как бы не умел. Точнее, разучился.

Он потерял способность говорить. И понимать, что говорят другие. Но вскоре почти все функции его организма вернулись. За исключением речевой. Стеллецкий не мог произнести по-русски ни одного слова. Пытался писать – безуспешно. Зато в его памяти полностью восстановился арабский – один из многих некогда доступных ему языков, выученный последним. Пришлось нанимать переводчика.

Стеллецкий уже сознавал свое трагическое положение. И от отчаяния то яростно раскидывал все в своей комнате, распугивая проходящих по Большой Никитской обывателей громкими арабскими ругательствами, то тихо плакал, сидя на краю своей кровати.

Спустя семь месяцев после несчастного падения его не стало. Так скончался великий полиглот, человек энциклопедических знаний, отважный спелеолог, увлеченнейший историк, даровитый археолог и самый романтический московский краевед.

В начале 1940-х годов Стеллецкий написал: «Похоронить меня завещаю без кремации, на родной Украине, на Лысой горе, под г. Лубнами, в разрытой скифской могиле и водрузить каменную бабу с надписью: „Спелеолог Стеллецкий. 1878 – 194…“»

Похоронили Стеллецкого в Москве, на Ваганьковском кладбище. Могила утрачена.

Оглавление книги