Книга: Америка глазами русского ковбоя
Ветераны
Ветераны
25 апреля
Глубинка штата Миссури. По сторонам проселочной дороги скучают непаханые поля и заброшенные фермы. Редко проезжают машины, но никто из них не выходит и не интересуется, куда это мужик на телеге едет. Какая-то вуаль неведения наброшена на эти места.
В Брекенридже стоит на перекрестке магазин, где продают все – от виски до бумажных пеленок. Таких магазинов, типа нашего сельпо, почти не осталось в Америке. Мне тем более приятно было поговорить с хозяйкой этого реликта, которая знала всех обитателей деревни. Она и посоветовала ехать на ферму семьи Патнэм, у которых были лошади.
По дороге меня остановила женщина с ребенком и попросила прокатиться. Акцент у нее был явно европейский, и я спросил, как она оказалась в этой глубинке. Герда Хох с грустью поведала, что познакомилась с мужем-военным в Германии. Приехав с ним в эту «страну обетованную», она оказалась никому не нужной Золушкой. Родился сын, а вскоре пришлось развестись с мужем, не найдя замены. Хотя у местных жителей предки немецкого происхождения, они не принимают ее в свой круг. Удивительная вещь – американцы действительно считают себя нацией. Для них она всегда будет «немкой». Никто ее в дом свой не допускает и к ней в гости не заходит.
У Герды, в свою очередь, развился комплекс неполноценности, состоявший в том, что соседей она считает «американскими хамами», а себя «европейской леди». Вот и обрадовалась, увидев в этой деревне европейского человека, да еще с лошадью.
С немкой в телеге я после нескольких безуспешных поп ыток нашел наконец пристанище на краю поселка. Жили там безработные сезонники, у которых не хватало ни сил, ни желания общаться со мной. Баночное пиво было главным компонентом их общения с киром и миром. Но их детей я покатал и рассказал им об экспедиции.
Дети и поведали, что достопримечательностью поселка был его восьмидесятилетний мэр Джош, являвшийся одновременно и главой полиции. Его переизбирали все последние сорок лет, и никто из молодых не мог его поб едить, да и не пытался. Я узнал это от его жены, подъехавшей проверить порядок на полицейской машине. Она была помощником начальника полиции и с гордостью носила униформу. Я этому не удивился: в царстве спящих и полудремлющий – король.
Утром, по просьбе Герды, заехал в школу, где учится ее сын, и пообщался с учительницей и учениками его класса. Она надеялась таким образом повысить свой социальный статус в деревне. Учителя приняли меня равнодушно, а ученики слушали вполуха. Права была Герда – здесь обитала особая порода людей, заранее настроенных против чужаков. Их давнее неприятие Герды перекинулось и на меня. Никто даже в журнале не расписался и не пожелал мне доброго пути.
В поселке Камерон мое внимание привлек аккуратный домик с освещенным разноцветными лампами фасадом и обширным пастбищем за ним. Для Говарда Рэйми мой приезд был полной неожиданностью. Услышав лай собаки, он вышел во двор, а там лошадь с телегой и на ней мужик в шляпе. Но никуда не денешься, и хотя не было у него ни сена, ни зерна, съездил к соседу и все привез. Подруга его, Дорис Барбер, за это время состряпала ужин. Живут старики в разных домах, но она регулярно приезжает помочь по хозяйству.
Говард – потомственный фермер и землю свою, 400 гектаров, заработал тяжким трудом всей жизни. Оторванный от земли в 1944-м, он сразу же оказался в пекле неудачной высадки союзников на побережье Омаха, во Франции. Перемолотили там немцы не одну тысячу американцев. Оказался в госпитале и Говард. Когда хотели вручить ему за ранение орден «Пурпурное Сердце», отказался наотрез. Он был свидетелем того, как лейтенанта, который порезал руку, открывая консервную банку, также представили к получению этого ордена.
Вернувшись с войны, Говард, как все ветераны, полу чил чек на 10 000 долларов – по тем временам это были большие деньги. (Я сомневаюсь, что наши солдаты, возвращавшиеся после победы над Германией и Японией, получали какую-то денежную компенсацию.) Не тратя деньги, нанялся батраком к соседнему старику-фермеру и, в конечном счете, откупил его землю.
Он весь вечер показывал мне дорогие сувениры прошедшей жизни. Глиняный кувшин, который брал в юности на сенокос. Вода не нагревалась в нем благодаря медленному испарению. Вспомнилось, что и наши колхозники на покос приезжали с глиняными кувшинами, где был холодный квас.
Сохранился у него издававшийся для солдат в Европе журнал «Янки» за январь 1945-го, с описанием происходивших тогда битв. Было там и объявление о приезде знаменитого комика Боба Хоупа. Много накопилось у Говарда сувениров за долгую и трудную жизнь. На память он подарил мне паркеровскую авторучку, которой в дальнейшем я заполнял свой дневник.
Выделили мне на втором этаже отдельную спальню с туалетом. Вокруг валялось полно золотых и серебряных украшений. Вероятно, Говарда не беспокоило, что я могу по нечаянности прихватить что-то. И ведь это со мной не впервой: американцы, как правило, очень доверчивые люди.
По дороге стала попадаться цветущая сирень. Ее цветы и запах ассоциируются у меня со школьными экзаменами, когда мы искали соцветия с пятью лепестками и сжевывали их в надежде получить пятерку. Сирень и черемуха всегда цвели рядом – во времени и пространстве моей юности. Нежный и лирический запах сирени перемешивался с одуряюще-сексуальным ароматом черемухи.
В городе Сент-Джозеф, устроившемся на берегу реки Миссури, сирень уже отцвела, но зато неудержимо цвела вишня, мне, правда, больше нравится ее японское название – сакура.
В 1860–1861 годах этот город был отправным пунктом знаменитой верховой почты «Пони экспресс», доставлявшей пакеты в Сакраменто, в Калифорнию всего за десять дней. Каждый всадник проезжал около 50 километров в одну сторону и передавал почту следующему, а сам, захватив почту, возвращался. Если почтовая карета в те времена проезжала в сутки 150–170 километров, то верховые гонцы делали за это же время порядка 350.
В 1861 году брат Марка Твена, Орион, был назначен секретарем губернатора территории Невада и прихватил туда с собой Марка, который изложил их приключения в книге «Объездка» (Roughing it). В ней он красочно описал встречу с всадником, везущим эту почту: «Шеи наши вытянулись, и глаза расширились. В бесконечной дали прерии, на фоне горизонта появился темный движущийся комок. По крайней мере, мне так показалось. Но уже через пару секунд он оказался лошадью с всадником, представлявшими собой как бы бегущую волну. Они все ближе и ближе, и четче можно видеть их очертания. Цокот копыт едва достигает уха, еще мгновение – и с крыши кареты мы кричим: «Ура!», но он только машет нам рукой и пролетает мимо, словно запоздавший фрагмент шторма.
Это было неожиданно, как всплеск фантазии, и если бы не хлопья лошадиного пота, оставленные на нашем почтовом мешке, мы сомневались бы, в действительности ли видели лошадь и всадника».
А им приходилось мчаться в любую погоду – через долины, горные перевалы, преодолевать вброд реки и проезжать территории, населенные воинственными индейцами. Просуществовала «Пони экспресс» полтора года и была заменена почтой, перевозимой по железной дороге. Память об отважных и неутомимых наездниках хранится сейчас здесь, в национальном музее «Пони экспресс».
В связи с этой почтой мне вспомнилось, что и у нас в России существовала подобная ямская почта (полученная в наследство от татар), и только молодые и сильные могли там работать. Ведь не зря пелось:
Работники музея прямо-таки обомлели, увидев у входа, как призрак из прошлого, живую лошадь с телегой. Они с энтузиазмом показали сокровища музея. Меня-то, как всегда, больше интересовало, какие подковы и упряжь использовались в те времена.
Получив в подарок массу буклетов и книгу об истории Орегонской тропы, я отправился дальше той же дорогой, которой когда-то ехали в почтовой карете Марк Твен с Орионом. Я поражаюсь, насколько разными оказались судьбы этих братьев. Орион начинал зрелую жизнь преуспевающим политиком и бизнесменом, а его младший брат был всего-то лоцманом на реке Миссисипи. К концу жизни Марк Твен стал всемирно известным писателем, Орион же влачил существование на подаренной младшим братом куриной ферме.
Река Миссури оказалась такой же мощной и первозданной, как и Миссисипи, и цвет ее воды такой же кофейный, как во времена Марка и Ориона. Мост, названный в честь «Пони экспресс», не представил особых проблем для пересечения. На другом берегу начинались прерии штата Канзас, но я решил повернуть на север, проехать в штат Небраска и двигаться по нему на запад, вдоль реки Норд Плат.
В этом районе долины реки Миссури фермы уступили место густозаселенным поселкам, и, не найдя пастбища, я решил ночевать на лужайке, за забором бензозаправки. Когда распрягал лошадь, ко мне на велосипеде подъехала девчушка и рассказала, что они с классом недавно ходили на ферму, где содержали арабских лошадей. Была она всего на пару километров севернее.
Уже в сумерках я добрался до фермы Лэрри и Джойс Тис, содержавших четырех арабских лошадей. Они без колебаний приняли меня и дали все необходимое. Слава богу, существует братство лошадников, которые никогда не откажут друг другу в помощи. (Почти никогда.)
- Предпослесловие друга Америка глазами медленными
- Введение
- Начало
- Графство Пэрри
- Прошлое
- Перевал
- Отец Михаил
- Стиральная доска
- Вашингтон Пенсильванский
- Западная Вирджиния
- Огайо
- Первая национальная дорога
- Президентбургер
- Квакерский колледж
- Пасха
- Земля и люди
- Том Сойер
- Домовые
- Запад на востоке
- Ветераны
- Ки-Бар
- Линкольн
- Ваху
- Оцеола
- Ковка лошади
- Песчаный шторм
- Полковник Коди
- Огалала
- Горные устрицы
- День поминовения
- Cпотыкач
- Форт Ларами
- «Мироеды»
- Зайцелопы
- Форт КОРТ
- Гости
- Рандеву
- Школа ядовитых пауков по дороге на ранчо гремучих змей
- Кристиан
- Старатели
- День независимости
- Перевал
- Дэвид Грант
- Ископаемые
- Медвежье озеро
- Театр
- Река Портнеф
- Пруды
- Поэт
- Прерия в огне
- Горный дом
- Обещаниедержатели
- Звуки музыки
- Орегон
- Бэйкер-сити
- Голубые горы
- Прозелиты
- Индейцы
- Тяжеловозы
- Река Колумбия
- Конгрессмен
- Гора Худ
- Краса Орегона
- Портленд
- Астория
- Побережье
- Рэймонд
- Олимпия
- Сиэтл
- Остров Видбей
- Приграничье
- Канада
- Пойнт-Робертс
- Обратно в благословенную Америку
- Содержание книги
- Популярные страницы