Книга: Америка глазами русского ковбоя

Ископаемые

Ископаемые

9 июля

А все-таки Европа и есть Европа, а мы азиаты нецивилизованные, по крайней мере, я. Продолжая ехать на запад той же дорогой, по которой Дэвид ехал на восток, я не увидел ни одного «дорожного яблока», обычно оставляемого лошадьми. В отличие от меня, Гранты убирали за своей лошадью по дороге. Позже Дэвид рассказывал, что на протяжении пятиста километров он использовал наши «яблоки» как ориентир, чтобы не сбиться с правильной дороги. А вот мне было сложнее находить его путь. Так что не всегда дерьмо – дерьмо, оно еще и ориентиром бывает, как же без него!..

В Виллоу-принг от шахтерского поселка остались три дома и таверна с баром, хозяин которой, Джерри Ковач, разрешил мне запарковаться на переднем дворе. Лошадь мы отвели в загон, где паслись несколько лошадей. Поначалу они хотели прогнать Ваню, но тот так искусно отбивался задними ногами, что они вскоре его оставили, уразумев, что этот парниша в обиду себя не даст.

Ковачам повезло, когда местные геологи определили, что в ода родника на их территории самая чистая и вкусная во всем этом районе. Пока они вручную наполняют ею бутылки и развозят по магазинам и ресторанам, но вскоре поставят автоматическую линию и производительность достигнет десятков тысяч бутылок в день. Деньги водой потекут им в карман.

Но, как любил говорить наш институтский замдиректора по хозчасти товарищ Иванченко: «Товарищи, все это не так просто!» Мечта о барышах рассорила братьев Ковач. Младший вынужден был уехать, продав дом соседу, Биллу Хантеру, и поклявшись никогда не видеть старшего. Билл рассказал мне эту историю, ремонтируя порванные кожаные путы моей лошади.

Джерри предложил мне в своем баре выпить столько водки и пива, сколько душе угодно, да только желудок мой позволения такого не дал – уже несколько дней боль не отпускала меня даже после употребления соды. Он поднес мне шкалик итальянского ликера «Франтика», настоянного на травах. И отпустило меня: пей – не хочу! Купил я у него бутылку и на месяц был освобожден от болей, принимая по утрам шкалик-другой, а потом уж – как получится.

Сын Ковачей, Трэвис, учился в университете города Логан, в штате Юта, и был увлечен американским футболом, играя в студенческой команде. Но в этом спорте, так же как в боксе и волейболе, происходит смена кожи с белой на черную. Более чем на 90 % игроки команд чернокожие, и белому там становится неуютно. Вполне вероятно, что негры атлетически превосходят белых, поэтому и главенствуют в силовых видах спорта.

Бедняга Трэвис подумывал о переходе в команду европейского футбола, который здесь называют сокером. Возмущала его также практика университетского начальства набирать студентов не по их академическим, а по атлетическим достоинствам. В результате многие черные студенты даже читать могут с трудом.

После стопки ликера на следующее утро ехалось легко. Дорога вилась вдоль живописной, со множеством островков, реки Хэмс. Столица графства (их графства можно приравнять к нашим районам или, как теперь пытаются их называть, волостям) город Кеммерер был основан после открытия здесь в 1897 году запасов угля.

Не только у нас, но и в Америке тяжкий шахтерский труд требовал регулярной разрядки спиртным. Здешний кабатчик Хиггинс был человек религиозный и читал шахтерам проповеди о моральном поведении. Даже вывесил над стойкой такой призыв: «Не пей, пока не купил своему ребенку обувку». Но шахтеры любили сюда заходить, будучи уверены, что здесь смогут одновременно и согрешить, и проповедь послушать, не надо и в церковь ходить.

Уже на выезде из города нас остановил полицейский капрал Дэвид Спранкл, который привез с собой детей пообщаться с лошадью, а мне вручил пакет продуктов – ну, попробуй здесь поголодать.

От 30-й дороги отходил проселок к Национальному монументу ископаемых – музею и парку, где были выставлены ископаемые животные и растения, добытые в окружающих горах. Дорога туда шла круто вверх, а я решил остановиться где-нибудь в низине. На обочине стоял щит с названием ранчо, хозяином которого был Ричард Льюис, к нему-то во двор я и зарулил.

Вышел на крыльцо крепкий мужичок лет семидесяти и уставился на нас с Ваней в ошалении от моего наглого вторжения на его территорию. Да нам не привыкать – соскочил я с облучка и, представившись, произнес такую изящность:

– Извините, не могли бы вы быть столь любезны, чтобы предоставить нам возможность переночевать на вашей ферме.

Ну, а куда ему деться, если я уже здесь. Да ведь мне ничего, кроме пастбища, не надо. Это уж потом хозяева, в зависимости от степени гостеприимства, могут пригласить или не пригласить в дом, накормить и спать уложить, или на улице оставить. Меня все устраивает, если лошади хорошо. Конечно, могу обидеться, что в дом не пригласили, но это несущественно.

Пристроив лошадь, решил я пройтись по окрестностям и навестить соседей. Мой хозяин Льюис спрятался в доме, так и не поняв, зачем я у него во дворе оказался и что со мной дальше делать.

Пока пытался отпереть калитку, сделанную из старинного тележного колеса с деревянными спицами, почувствовал присутствие кого-то рядом и, разогнувшись, узрел бородатого мужика с мелкашкой. Я срочно улыбнулся и представился, извинившись за вторжение на его территорию. Он решил временно в меня не стрелять и тоже представился Карлом Ульрихом, хозяином дома со множеством балконов и веранд, служившего ему студией для препарирования окаменелых животных и растений. С мелкокалиберкой он вышел для охоты за гремучими змеями. Те нашли убежище между рядами складированных песчаниковых плит, содержавших в себе останки наших предков, окаменевших 50 000 000 лет назад. К Карлу приезжали заказчики и выбирали понравившуюся рыбку, черепаху или пальмочку, инкапсулированную в песчаник, и платили за каждую окаменелость приличные деньги.

Извинившись, что не может уделить мне больше времени, Карл отправился к заказчикам, «роллс-ройс» которых пылил по дороге к его дому. Я же решил зайти в трейлер, запаркованный на территории его участка. Роберт и Луиза Перкинс встретили меня радостно, здесь ведь не часто друг к другу в гости ходят. Они приехали сюда из Техаса, чтобы выбрать в подарок друзьям окаменелого крокодила. Боб пережил сложнейшую операцию и с тех пор мог передвигаться только на костылях, но духом был крепок и даже писал книгу о том, как чуть не помер. Я поужинал с ними и заодно узнал, что на государственных землях охота за ископаемыми запрещена, но на частные земли это не распространяется.

Попрощавшись с добрейшими техасцами, я вернулся к хозяину ранчо Льюису, который поджидал меня на крыльце с предложением съездить на рыбалку. Несколько удивившись столь позднему времени для ужения, я тем не менее согласился, и мы на вездеходе отправились в горы. По дороге поинтересовался, а где же удочки, на что хозяин рассмеялся и объяснил, что едем на место рыбалки за ископаемыми рыбами. Более 50 миллионов лет назад вся эта территория была огромным озером, а несколько южнее брала начало река, куда и сносило течением трупы животных и растений, оседавшие на дно. Их покрывали ил и песок, да так быстро, что они не успевали разложиться. Здесь тогда создались идеальные условия для мумификации живности тех времен.

Владелец магазина по продаже ископаемых арендовал у Льюиса участок горного склона и каждое лето приезжал на раскопки. На месте раскопа мы нашли вагончик, окруженный напоминавшими бронтозавров экскаваторами, бульдозерами, скреперами и другой машинной чертовщиной. Но работало здесь всего четверо студентов из Логанского университета под руководством Майка, бывшего студента геологии этого университета. Побывав однажды на подобном раскопе, он забросил геологию и открыл лавку супердревностей.

Требуется не только знание, но и нюх, чтобы найти место захоронения наиболее ценимых коллекционерами рыб семейства Прискара, крокодилов и черепах. Вскрышка и очистка горизонтальных слоев песчаника производится днем. Но поиск окаменелостей требует падающих под острым углом лучей восходящего или заходящего солнца, которые высвечивают едва заметные выпуклости и вогнутости песчаника, захоронившего останки былой жизни. При отсутствии солнца добытчики работают ночами, освещая слои песчаника лучами фар или фонарей.

Похоже, добыча эта дает больше дохода, чем промывка золота в этих краях. Песчаниковая пластина 2–4 метра со скелетами нескольких рыб или черепах, выступающими на поверхности, продается за 7000–10 000 долларов. Пластины поменьше уходят за 700–1000 долларов.

На рандеву в форте Каспер продавец окаменелостей подарил мне пластинку песчаника с рыбкой. Продавал он их всего за 15–20 долларов. Мои здешние хозяева объяснили, что по столь низким ценам продаются не сами окаменелости, а их отпечатки, называемые негативами. Таковым мой подарок, в конечном счете, и оказался, но кто же это знает. Я-то теперь знаю, что бывают позитивные и негативные покойники.

Несмотря на государственные ограничения, бизнес добычи окаменелостей растет в геометрической прогрессии, напоминая золотую лихорадку прошлого века. По крайней мере, я ею заражен и теперь везде буду искать что-нибудь ископаемое.

Оглавление книги