Книга: Америка глазами русского ковбоя

Портленд

Портленд

1 сентября

Утром Кэролайн позвонила подруге и они договорились с ней о моей ночевке на ее подворье. Однако, приехав к Флоренс, у которой был дом с чудесным пастбищем рядом, я обнаружил, что та сожалеет о своем обещании меня пристроить. Сидя на облучке телеги и ожидая решения моей судьбы, я закурил трубку. Тут же подлетела хозяйка и заявила, что не позволит курить на своей территории, то есть под открытым небом, покрывавшим пространство, где она обитала. Ну, теперь уж было ясно, что валить надо срочно. Тотчас Господь послал мне Джоан Ньюлэнд, проезжавшую мимо и решившую пригласить меня на ферму, находившуюся километрах в пяти западнее, как раз на моем пути.

В пригороде Портленда, Траутдэйле, я оказался на ферме арабских скакунов. Содержал ее Майкл Хартман, вышедший на пенсию капитан дальнего плавания. Лошади были его хобби, и ферма приносила больше расходов, чем доходов.

Обитатели фермы с первого же взгляда влюбились в моего красавца Ваню и отвели ему наилучшее место на конюшне, снабдив зерном и сеном. На этой ферме царила атмосфера доброжелательности и фантастического дружелюбия людей, связанных общим и любимым занятием разведения самых грациозных в мире арабских лошадей. Меня поместили в дом для гостей с отдельной спальней и душем. Жена была в отъезде, поэтому, извинившись, что не может устроить для меня званого ужина, Майкл заказал в соседнем ресторане копченую утку, которую вскоре доставил на дом китаец-рассыльный. Я созвонился с конной полицией Портленда, и сержант Дэвид Пул согласился пристроить Ваню на конюшне полиции, в центре города.

Утром, зная, что ночевка Ване обеспечена, я не спешил, проезжая окраинными улицами, и мог себе позволить останавливаться и общаться со всеми, кто этого хотел. На углу 86-й улицы привязал лошадь к дереву и попросился в дом напиться. Хозяйка, Дженнифер Мак-Кэммон, оказалась издателем и редактором газеты «Семейная жизнь» и была счастлива, что, не выходя из дому, может взять у меня интервью.

Дэвид Форман встретил меня на углу Флэндерс-авеню и представился «человеком пыльцы». (Я извиняюсь за корявый перевод, но подчас у меня не хватает русских слов для английских выражений.) Он содержал магазин по продаже не загрязненных химией продуктов и был энтузиастом использования продуктов пчеловодства в лечении всех видов болезней. Особенно прославлял он достоинства прополиса, но и в России это лекарство попу лярно. А вот про мумие американцы даже и не слышали.

Я как-то нашел в Скалистых горах залежи мумие, по качеству не уступавшего памирскому, и показал его индейцам племени шошони. Они не только впервые держали его в руках, но и никогда не слышали о его целебных качествах.

На подъезде к мосту через реку Вилламет меня остановила девчушка лет двадцати (в моем возрасте все девушки до тридцати лет выглядят девчушками), длинноногая, цыганистого вида, и попросила прокатить. Я настолько был удивлен ее просьбой и восхищен ее ногами, что помог взобраться на облучок и попросил написать в дневнике о себе. Вот ее ответ: «Зовут меня Гамэн, что переводится с французского: „уличный постреленок“, ну типа бездомной цыганки. Когда я увидела вас, то решила догнать и пожелать счастливого пути. Мне дает надежду то, что вы осуществляете мечту и вдохновляете таких, как я, мечтателей».

Я еще не знал сам, где буду ночевать, но предложил ей проехать на конюшню полиции, рядом с железнодорожным вокзалом. Сержант Пул распорядился поместить лошадь в стойло, а конюхи обеспечили полный уход за Ваней. Из-за каких-то полицейских секретов они не могли оставить меня на ночь в помещении участка. Рядом с полицией была стоянка для их автомобилей, там я решил поставить телегу и в ней переночевать. Правда, на ночь окруженная забором автостоянка закрывалась на ключ, но я испросил разрешения перелезть через ворота, когда позже вернусь на место после прогулки.

Оставив лошадь в надежных руках, я решил прогуляться с Гамэн по городу и накормить ее в ресторане. Ей оказалось девятнадцать лет, и одета она была отнюдь не в тряпье, а в модные кофту и юбку черного цвета. В ресторане она отказалась от спиртного и заказала себе только макароны с сыром и кофе. В сумке у Гамэн обнаружилась книга по квантовой физике, а еще интересовалась она музыкой и хорошо пела. На самом деле жила она не на улице, а в доме друзей. Вероятно, хотелось ей романтики цыганской свободной жизни, вот и назвалась Гамэн. После ужина я дал ей денег на дорогу, взяв обещание позвонить мне в полицию.

Утром приехал полицейский ветеринар и нашел Ваню в прекрасном состоянии. Нужно было только сменить подковы. Мне самому тоже надо было отремонтировать и подковать сапоги. Сержант Пул порекомендовал знакомого сапожника, державшего мастерскую на 3-й авеню.

Сапожную мастерскую Чезарио Рубио я нашел без труда. Она чистотой и порядком походила на больничку, где пациентами были сапоги да туфли. Обувной «фельдшер» Чезарио, маленький итальянец со жгучими, страстными глазами, поставил диагноз моим сапогам: физическая перегрузка при отсутствии должного ухода и подмены. Он подшил и подковал мои ковбойские сапоги, отваксил их и предложил купить им на подмену пару красавцев светло-коричневого цвета, и всего-то за 79 долларов. Правда, они уже послужили кому-то, но были еще крепенькими, красноносыми, с ушками, торчащими гордо по сторонам. Чезарио пообещал, что год-то они точно мне послужат. Купил их, мордастых, с острыми носками, чтобы первой паре компанию составили. Были они «тараканьего» стиля, что моден в Техасе. Таким стилем называют сапоги с настолько острыми носками, что можно достать ими таракана, даже если он затаился в углу.

С сапогами под мышкой отправился я бродить по улицам города, впечатывая звенящие подковы в резонирующие тротуары, и, разглядывая людей, себя показывал. Ну а куда было идти развлекаться, как не в ресторан. Известно ведь, «веселье Руси есть пити». Это уже великий князь Владимир Мономах знал. А российские купцы по уставу гильдии 1807 года имели легальное право на запой, трактуемый как «болезнь души». На «малый запой» они брали неделю отпуска, а на «большой» – до месяца.

Я имел право на «микрозапой», по крайней мере, на этот вечер. Вошел в бар ресторана и влюбился мгновенно в метрдотельшу его Шер Колеман. Эта изящная миниатюрная женщина, с роскошной, старомодной косой и горящими, словно угли, глазами, царила в ресторане. Я был счастлив оказаться ее вассалом, да и она не возражала взять меня под свое покровительство. Встретились мы, словно давно не виделись, и не могли оторваться друг от друга. Поскольку была она при исполнении служебных обязанностей, мы условились встретиться позднее в джаз-клубе, где играл ее приятель.

Неделю назад на Орегонской тропе встретил я Эмилию Крон, работавшую директором компьютерного центра в университете. И вот сегодня она подъехала к зданию полиции, чтобы отвезти меня в гостиницу «Красный лев». Эмилия заплатила вперед за два дня проживания и пригласила после этого переехать на пару дней в ее дом, что в пригороде Портленда.

Балкон гостиницы был с видом на многоводную ре ку Вилламет. Сюда заходили океанские сухогрузы, чтобы заполнить трюмы орегонским зерном и другими дарами этой плодородной земли. Напротив гостиницы стоял под загрузкой панамский монстр по кличке Хай Канг и медленно оседал под грузом соевых бобов. Многие пароходные компании регистрируют свои пароходы в Панаме, где дешевая страховка, поэтому часто на бортах ржавых океанских посудин можно видеть флаг этой страны.

Мог я, наконец-то, и ванну принять, и телевизор посмотреть, и в бар сходить, ликеру мятного пригубить. Моя подружка московская, Алена, любила присказку: «С милым рай и в шалаше, но еще лучше, если там есть ванная».

Утром следующего дня подъехал финансовый советник Чарльз Добсон и отвез меня на обед в клуб «Ротари», где по средам собирались бизнесмены для знакомства и обмена информацией. Этот клуб имеет отделения по всему миру, и даже в Санкт-Петербурге завели такой. Меня как-то сводил туда давнишний друг по йогическим увлечениям Толя Иванов. Не знаю, что там делал йог Толя, более привычный к отдыху на осколках бутылочного стекла, чем к бутылкам шампанского. Познакомил он меня с российскими бизнесменами и председателем клуба Вадимом Прановым. Уже пять лет тот бессменно управляет клубом, за что центральное руководство клуба в Лондоне уже предупреждало, что может объявить Пранова персоной «нон грата». По многолетно существующим правилами «Ротари» положено ежегодно выбирать нового председателя. Всем ведь хочется поправить немножко. Но у нас в России никто добровольно от власти не отказывается.

Как раз на этом заседании вступал в правление вновь избранный председатель Марвин Восс. Мы расселись за сервированными столами, а потом встали под музыку национального гимна и ели глазами флаг США. Я и не пытался петь гимн. Слова его даже американцам трудно произносить. Вот у нас в Союзе был гимн так гимн, да паразит Хрущев слов его лишил, а Путин вновь нам его вернул, слава богу, под рукой оказался автор слов Сергей Михалков, сменивший «партию Ленина» на «мудрость народную», которая нас уже и к Коммунизму не ведет.

После тронной речи Марвина около ста бизнесменов, адвокатов, финансистов и представителей страховых компаний прослушали лекцию о новых законах страхования и налоговом обложении, а потом и мне дали десять минут на приветствия и расшаркиванья.

Все-таки приятно было, когда аудитория спела по поводу моего дня рождения: «Хэппи бездэй, Анатолий! Хэппи бездэй ту ю! – С днем рожденья Анатолий! С днем рожденья тебя поздравляем!» Первый раз в жизни столько собравшихся вместе людей желало мне счастья – авось и придет оно когда-нибудь. Я всю жизнь его и жду, и боюсь одновременно – только несчастье нас стимулирует, а счастье ведет к деградации души. Хотя, для такого суждения надо попробовать этого зелья, чего со мной не случалось.

Эти империалисты выразили белую зависть по поводу моего путешествия. К примеру, вице-президент конгломерата компаний «Пурман – Даглас» Эдвард Ниммо выразился так: «Мне бы очень хотелось сделать то, что вы сейчас делаете. Хотелось бы иметь такое же мужество. Счастья вам на этом пути».

Вернувшись в гостиницу, встретился с давнишним другом, Дэном Флория, с которым пил кошерное вино в форте Каспер, штат Вайоминг. Он тогда пообещал сводить меня в любимый ресторан, а я таки не забыл это и позвонил ему по приезде. Прихватив младшего сына, он привез меня в ресторан, владельцами которого были эфиопские евреи племени фалаши. Непривычно было видеть евреев с черным цветом кожи. Все можно пережить, но когда они сообщили, что в ресторане курить воспрещено, я заявил Дэну протест и отказался там обедать.

Ничего лучше, чем китайский ресторан, мы в окрестностях не нашли. Правда, официанты там не понимали по-английски, а устрицы воняли тухлой рыбой, но зато курить было разрешено.

Оказалось, Дэн передумал ехать в Израиль и теперь подрабатывал, читая по радио лекции о финансовом планировании и вложении капиталов. Сын же его был еще и идеалистом – собирался ехать в Китай преподавать там английский язык и американскую демократию. Наверное, английский язык китаезам сгодится, а вот насчет демократии я сомневаюсь. Китайцы еще меньше русских обладают традициями демократического правления, и, вероятно, правы их теперешние правители, не упускающие власть из своих рук. Как у нас демократия превратилась в фарс и у власти оказались прощелыги и прохиндеи, так могло бы произойти и с китайцами. Только с еще более пагубными последствиями.

Во время разгула студенческой демократии на площади Тяньаньмынь в 1989 году эти новоявленные демократы в борьбе за лидерство за пару недель успели перебить друг друга и отправить на тот свет не один десяток людей. Известно, залогом революции является хорошая пропаганда, и между студенческими группировками шла битва за право использования мегафонов и микрофонов. И под конец в микрофоны вещали не самые честные, а самые подлые. Политику-профессионалу Дэн Сяопину надоело смотреть эту игру любителей, и он ввел на площадь войска.

После ресторана мы отправились с Дэном посмотреть достопримечательность города – скульптуру Портлендии. Эта постмодернистская тринадцатиметровая скульптура изображает Матерь-Землю, окруженную животными. Водрузили ее в 1986 году. Скульптор, вероятно, был увлечен идеями феминизма и, чтобы сделать эту женщину мужественней, вооружил ее трезубцем. Этот символ греческой мифологии всегда ассоциировался с мощью грозного бога морей Нептуна-Посейдона, крушащего мощной дланью неприятелей, но в руке Матери-Земли трезубец выглядел нелепо.

Дэн ссадил меня около входа в джаз-клуб, и мы попрощались до моего следующего приезда в Портленд. А в клубе народ собрался специально, чтобы послушать саксофонные вариации Уоррена Рэнда, приятеля Шер. Она не смогла прийти, но нам не составило труда с ним подружиться. Уоррен обрадовался встрече, поскольку собирался в Россию с концертом и хотел попрактиковаться в языке. Он даже записал в моем дневнике пожелание (орфография его): «Я надеюсь, что вы долга путешествоваете в Америке. Я думаю, что вы очень чудний человек. Я надеюсь, что вы рад нашу музику».

Его музыкальный язык был значительно понятнее, хотя для меня что аллегро, что престо одинаково звучат, и джаз от рока я никогда не отличу. Уоррен таки был саксофонист от Бога, и даже меня пронял и размягчил. Не менее з начительную роль в этом процессе сыграла также краса официантки Мишель Уорнер, тоже музыкантши и певицы. Она записала в дневник слова прелестной песенки, которая в моем переводе теряет мелодию, но смысл в том, что:

Было здесь много музыки и людей хороших, но в отель я вернулся один и наслаждался собой весь остаток дня рождения. Правда, некоторым утешением было ожидавшее меня в номере письмо от губернатора Орегона:

Утром собрал вещички и без помпы съехал из отеля на конюшню – заждался меня там Ванюша. Чтобы дер жать его в форме и заодно показать ему город, решил проехать по Бродвею и окружающим улицам центра Портленда.

Многие города и поселки этой страны приняли в прошлом веке удобную, но скучную систему наименований. Согласно ей идущие с востока на запад улицы (стрит) не имеют названий, а только номера. Пересекающие их с севера на юг магистрали названы авеню, и также номерные. Правда, бывают исключения, и в некоторых городах эту систему не используют или нумеруются только улицы.

Здесь мне вспомнилось, что еще при Петре I, в 1715 году, Доменико Трезини предложил подобную систему планировки Санкт-Петербурга. Васильевский остров в основном сохранил ее в нумерации линий. В Литейной части некоторые улицы были названы ротами, и также называются до сих пор по номерам. Дурость же советской системы в названии улиц по именам героев или святых доходила до того, что в киргизском городе Нуакат была улица под названием Тупик Ильича. Был и Комсомольский тупик, много глупостей было, много еще будет.

В названиях улиц Портленд копировал Нью-Йорк, а сам город именован в честь старшего собрата, Портленда, что на восточном берегу США (который, в свою очередь, был назван в честь города в Англии), но явно превзошел его по красоте и численности населения.

Неспешно катясь по Бродвею, я увидел картинную галерею, где было открытие выставки-продажи картин «Русского реализма». Привязав лошадь, решил зайти внутрь и наг рузиться интеллектуально-художественным багажом, да и просто выпить и закусить.

Владелица галереи Тесса Папас была счастлива обслужить новоявленного искусствоведа, испускавшего амбре трубочного табака и лошадиного пота. К этому букету добав ился запах водки, после чего я набрался сил прочесть каталог выставки семнадцати советских художников. Были там Олег Чистяков, Виктор Кабанов, Наталья Сапожникова, Макс Бирштейн и т. д. Большинство из них явно не очень бедствовало и при советской власти, а в каталоге написано, что они были «прежде всего реалистами, а уж потом русскими или социалистами». По мне – прежде всего были они художниками.

На прием по поводу открытия выставки Тесса пригласила русских иммигрантов, имевших какое-то отношение к искусству. Проходя мимо телеги с лозунгом «Из России с Любовью и Миром», они застревали в разговорах со мной. Мне же пришлось искать метлу и совок – мой «любомирец» Ваня не забывал удобрять мостовую Бродвея. Тесса попросила меня подождать телевизионщиков, чтобы те засняли телегу на фоне галереи – похоже, конский навоз гармонировал с социалистическим реализмом.

Высказав перед камерами телевидения то хорошее, что я не думал по поводу выставки, отправился по улице Эдлер. Там прохожий вручил мне листовку, подписанную Джоном Маршаллом Лоуренсом. Он еще назвал себя Лоуренсом Аравийским и президентом Федерации американцев против империализма и расизма (ФАПИР). Не совсем, правда, по-английски грамотно, он провозглашал в листовке:

Размером с газетную страницу, эта листовка содержала также обличительную риторику по отношению к еврейским завоевателям, но язык ее был сумбурным и политический запал превалировал над логикой.

«Лоуренс Аравийский» был, вероятно, арабом, и его па фос можно понять. Младший Буш завершил работу отца и скинул фанатичного Саддама Хусейна. Теперь американцы расчленяют Ирак на составляющие, хотя на самом-то деле нужно его любить и лелеять. Он был единственным реальным противником Ирана, самого главного ненавистника США.

Чтобы оклематься от политики, заехал я в книжный магазин «Пауэлл букс» и поразился количеству людей и книг внутри. С кафетерием и множеством столиков, за которыми можно было одновременно и читать, и пить кофе, но, ясное дело, лишь для некурящих, «смоук фри» (и даже без курилки, как в питерской «Публичке»), этот магазин больше напоминал интеллектуальный клуб. Здесь люди знали друг друга и обсуждали новые книги за чашкой кофе или чая без кофеина. В креслах, прикрывшись свежими газетами, спали бездомные. А я за последний год и пяти книг не прочел. Интеллектуальные возможности исчерпал до такой степени, что больше одного анекдота в памяти не удерживается.

Объехав центр, возвращался на конюшню через бывший промышленный район города, превращенный в центр для богемы: с множеством ресторанов, картинных галерей и клубов, заполненных отдыхающей публикой. Поскольку спешить мне было некуда, а Ваню постоянно угощали фруктами и овощами, то я не преминул заглянуть в эти заведения. Основной публикой были преуспевающие профессионалы, бизнесмены – люди со стабильным заработком и устроенной жизнью. Интересно было узнать, что они думают о моей авантюре.

Марго Кэш написала: «Мои предки пришли сюда Орегонской тропой в 1851 году и осели в Карлтоне. Счастливого пути, благословит Вас Бог».

Дэвид выразился более эмоционально: «Ты живешь той жизнью, о которой я могу только мечтать. Жизнью Тома Сойера, полной приключений и возможностей. О такой жизни большинство из нас мечтает, но реализовать не может. Как бы мне хотелось отправиться вместе с тобой! Благослови тебя Господи!»

Еврейская девушка Эмид-Габриэль Михель выразилась кратко: «Вы благословлены ангелом-хранителем. Мазел тов!» (Наверное, на идиш это значит – всего доброго.)

Андреа Дэвис была уже на пути к реализации своей мечты, написав: «Я росла с мечтой быть фермершей и жить ближе к земле. Работаю для того, чтобы сделать это реальностью. Я хочу быть таким же профессионалом-фермером, какой я сейчас специалист по компьютерам. Вы близки мне по духу. Нужно не спешить и быть ближе к земле. Прислушиваться, что она нам подсказывает».

Я недавно прочел интервью журналисту «National Geographic» швейцарского аэронавта Бертрана Пикара, который намеревался облететь на воздушном шаре вокруг Земли. Он смог продержаться в небе всего шесть часов и вынужден был приземлиться, чуть не задохнувшись от проникших в кабину паров керосина. После полета аэронавт заявил: «Летя на воздушном шаре, ты оказываешься пленником ветра, и летишь туда, куда ветер дует. В жизни люди считают, что они пленники обстоятельств. Но на воздушном шаре, как и в жизни, ты можешь изменить высоту. На другой высоте уже и другое направление ветра, нужное тебе. Ты больше не пленник неба». А свой неудавшийся полет он комментировал так: «Если даже это была только мечта – ну и что? Людям нужны мечты и приключения. Только мечты и несут нас вперед». Мне близки его рассуждения, я двигаюсь по жизни, меняя высоту полета.

На следующее утро приехал кузнец Гордон Риффел и, подковывая мою лошадь, поделился искусством ухода за копытами и правилами кормежки лошадей. Естественно, каждый раз, встречаясь с профессионалами, я набираюсь чего-то полезного. По крайней мере, лошадь упала на колени у меня только однажды, в Айдахо, и подобных безобразий в дальнейшем не происходило.

Проводить меня приехала владелица галереи Тесса Папас с мужем Вильямом, который оказался великолепным рисовальщиком. Они подарили мне написанную Тессой и иллюстрированную Биллом книгу «Портленд Папасов». Моя любовь Шер, метрдотельша ресторана, приехала на велосипеде и пообещала забрать меня с будущей стоянки и привезти обратно в Портленд, чтобы задним числом отметить мой день рождения.

На выезде из города был фермерский рынок, где прод авали фрукты и овощи, выращенные без искусственных удобрений. Большинство из них привезено с острова Сови на реке Колумбия. Вот туда я и решил отправиться.

По дороге Шер подвезла бутерброды и бутылку анисового ликера, чтобы унять боль в желудке. Она проводила меня до въезда на остров и намеревалась подъехать вечером.

Остров Сови был оазисом маленьких ферм и живописных проселочных дорог, заповедником для диких животных и местом отдыха жителей Портленда. Они приезжали сюда, чтобы на полях фермеров за небольшую плату собственными руками собрать клубнику и арбузы. Хозяин рынка Денни Гранд продавал фрукты и овощи, привезенные с соседних ферм. Он накормил Ваню вкуснейшей кукурузой и проводил на ферму приятеля, Роберта Вили.

Ваня наконец смог вволю поваляться на пашне и попастись на заливном лугу, а я отправился с Шер обратно в Портленд. Она решила показать любимые места этого прекрасного города. На углу Мэйн и Парк-авеню мы нашли фонтан, воздвигнутый на средства моего однофамильца, Якова Шиманского. Рядом оказался уютный ресторанчик с вынесенными на тротуар столиками, где мы и устроились. Шер ненавидела спиртное и пила минеральную воду, ну, а я потягивал абсент, наслаждаясь его полынной горечью.

Ее первый муж был профессором английского языка в университете Нотр-Дам. Не мог этот негр пропустить ни одной подвернувшейся юбки, и вскоре жизнь Шер превратилась в кошмар. Как она выразилась: «Погасли звезды у меня в глазах». Второй муж был хроническим алко голиком, но у них родился сын, и несколько лет она терпела в надежде, что жизнь как-то наладится. В конце концов, пришлось опять развестись, и с тех пор она ненавидит даже запах алкоголя, хотя и работает менеджером ресторана.

Мы чокнулись за мой день рождения и хотели быть вместе как можно дольше, но жизнь наша настолько разная, а планы столь неопределенны, что даже и не стоило их обсуждать. Мы были счастливы только этим днем и вряд ли имели в запасе еще. Шер, спасибо тебе за тот вечер!

Оглавление книги