Книга: Америка глазами русского ковбоя

Сиэтл

Сиэтл

19 сентября

По дороге я купил на заправке газету «Олимпиец» и узнал из статьи Джеффа Смита, что: «Русский запрягает завтра лошадь и едет на запад». Да закончил я уже путешествие к океану и еду сейчас на север, к Сиэтлу. Но еще более возмутился, прочтя, что мне 65 лет. Еще десять лет колотиться мне до этого пенсионного в США возраста, а он, падла, одним махом компьютерного пера перевел меня в пенсионеры. Одним словом – сделал меня старой развесистой клюквой!

Из-за отсутствия проселочной дороги я был вынужден выехать на хайвэй, но не успел проехать и пяти километров, как местный гаишник приказал убираться с этой скоростной магистрали. Приказанная мне дорога делала огромный крюк и была с крутыми спусками и подъемами, изматывавшими лошадь. Взыграла во мне ярость – ведь не имел полицейский права сгонять меня с хайвэя. Он забыл или не хотел знать о законе, который отдает преимущество на дорогах повозкам, запряженным лошадьми.

Через пару километров, клекоча праведной яростью, развернулся я и опять вернулся на хайвэй в надежде, что тот полицейский уехал, а другой пожалеет лошадь. Здесь, как и в России, полицейские считают, что они всегда правы. Если им не подчиняешься, могут оштрафовать, да и поколотить за милую душу.

Благополучно добравшись до съезда на проселок, я поехал по направлению к военной базе «Форт Льюис». Там, за колючей проволокой, выкрашенные в камуфляж, стояли бесконечные ряды танков, грузовиков и другой техники, много лет ждущей приказа обрушиться на главного противника – Россию. Часовые удивленно смотрели на телегу с лозунгом «Из России с Любовью и Миром», и тревогу, естественно, не поднимали.

Невдалеке от проходной к нам с Ваней подъехал на велосипеде полковник Дэн Питерджон и предложил остановиться на ночь во дворе своего дома. Но мне хотелось проехать еще километров семь, и, поблагодарив, я отказался.

А пока мы ехали рядышком, он рассказывал о службе в Германии, где в 70-х годах была расквартирована его пятая танковая армия, противостоявшая нашим войскам. Она-то, наверное, там и стоит, или передвинулась восточнее. Наших же солдат сначала там предали, а потом выкинули за ненадобностью. Вот только никак не могу понять, как нам в Европе удалось врагов сделать друзьями, а друзей врагами.

Дэн порулил в свой военный городок, а я пошканды бал в направлении города Такома. Оказавшись в его пригороде, начал шепотком проклинать себя за отказ остановиться у Дэна. Этот район был застроен роскошными домами с лужайками и частными клубами с полями для гольфа. Обитателями их были представители среднего класса Америки, не знавшие, что такое свобода, и занятые устройством своего благополучия. Здесь обитали рабы собственного счастья.

Получив от нескольких ворот поворот, я решил переехать на другую сторону хайвэя, где надеялся встретить лу чший прием. Там же угодил из огня да в полымя – дорога привела на КПП авиабазы «Мак-Чорд». Пути назад уж не было, и я попросил арестовать меня с лошадью и продержать Ваню где-нибудь в загоне с зеленой травой, а меня на гауптвахте. Военные полицейские долго совещались, а потом решили эскортировать меня через территорию базы к другим воротам, от которых недалече были фермы и конюшни.

И вот впереди меня едет полицейская машина с мигалками, за мной следует вторая. Мы в сумерках минуем какие-то ангары, склады и казармы. Следуя местным дорожным правилам, встречные машины останавливаются и ждут, пока мы их минуем. Удивленные солдаты и офицеры провожают взглядом русскую телегу, невесть откуда взявшуюся на секретной базе. А мне хочется им показать, что я свободный человек и не под арестом. Вот и машу им приветственно, руки без наручников демонстрирую.

На прощание полицейские посоветовали ехать на юг, где было несколько частных конюшен. Ко всем неприятностям, мигалки у меня на телеге отказались функционировать. В выколиглазной темноте ехал я по дороге, размахивая взад-вперед маленьким фонариком, благо дорога была деревенской и движение неинтенсивным, а проще – никто мне не встречался и обгонять не намеревался.

К полуночи добрался до конюшни, где хозяйка Ким Хэнсон отвела в стойло мою лошадь и посмеялась вволю над моими приключениями по дороге к ней.

Утром она показала свое хозяйство с пятнадцатью верховыми лошадьми. Пять принадлежали ей, а остальные были на постое, за что хозяева платили по 150 долларов в месяц. Ким была инструктором по выездке лошадей и преодолению препятствий, а конюшня и выездная арена содержались в идеальном порядке. Вероятно, сказывалось соседство с военной базой, излучавшей отвратительное силовое поле дисциплины и порядка, так противное моей натуре. Надо было спешно покидать этот район, где люди избрали нормой подневольную жизнь как средство существования.

Проселочными дорогами я выбрался на 167-ю дорогу, ведшую из Такомы в Сиэтл, но недолго пребывал в одиночестве. Дорожный полицейский Томас Фостер пристроился сзади и, проверив, на месте ли номерной знак штата Вашингтон, приказал остановиться. Отдав честь, он злорадно заявил, что знак просрочен. На что я с радостью отреагировал:

– Да у меня и все остальные тринадцать просрочены!

– А где ваша страховка?

– Успокойтесь, сударь. Такой вид транспорта не требует ни номерных знаков, ни страховки, ни даже водительских прав.

Похоже, Томас недавно подрядился в полицейские и не знал подобных тонкостей. Он связался с сержантом и объяснил щекотливую ситуацию. Начальство не заставило себя ждать и прибыло вскоре с камерой «полароид», чтобы сделать на память себе и мне снимки.

Но недолго удалось нам проехать в спокойствии. Была пятница, и большинство людей возвращалось после работы домой в пригороды Сиэтла, а я ехал им навстречу, представляя бесплатное зрелище. Многие махали приветственно, гудели и желали счастливого пути; два вертолета кружили над головой. Вероятно, они и вызвали полицию. Сержант Кристофер Вильямс подъехал и объяснил, что хотя и имею я право ехать по этой дороге, но встречные автомобилисты обращают больше внимания на лошадь с телегой, чем на дорогу. Они могут врезаться друг в друга. Он приказал мне убираться на ближайшем выходе. К счастью, на выходе нашел я параллельную проселочную дорогу.

Мой полицейский преследователь Кристофер эскортировал нас и помог найти ферму семьи Эванс, у которых нашелся выпас, огороженный колючей проволокой. Ваня навалялся там вдоволь и, надеюсь, простил меня за вчерашнее издевательство и полуарестантское существование. А сержант Вильямс, переодевшись в гражданское, приехал вскоре навестить нас. Он извинился, что был вынужден прогнать меня с хайвэя, и в порядке компенсации привез своих детей с фруктами для лошади и жену с ужином для меня. Как хорошо иметь такого кореша, как Ваня, – влюбляясь в него, люди и меня воспринимают лучше, чем я есть.

Притомился Ванечка за последние три дня шастанья по неудобьям дорожным и спал всю ночь на боку. В порядке извинения поутру дал ему зерна побольше, ну а яблочной падалицы полно было на земле, так что на двоих хватило.

Путь в Сиэтл шел через городишко Кент, где нас ждал японообразный полицейский со столь же самурайской фамилией Таманаха, вооруженный американской фотокамерой «полароид». Ему не терпелось сфотографировать себя и начальника, едущими в моей телеге.

Повезло, что они не последовали за телегой. Уже на следующей остановке перед светофором Ваня дотянулся до кузова стоявшего впереди нас самосвала и сбросил на землю кукурузные початки. Пришлось мне воровато прятать их и долго не выдавать, чтобы не закрепился у него воровской рефлекс.

Приближаясь к городу, я прочел в справочнике, что Сиэтл был назван в честь Силза, вождя племен дувамиш и суквамиш, которому за разрешение использовать его имя заплатили 16 000 долларов. Да я бы за бесплатно согласился!

Заселять город начали в 1851 году, но бурное его развитие началось только в 1897 году, когда нашли золото в районе канадского Клондайка. Отсюда и отправлялись герои Джека Лондона испытывать себя и судьбу, делать невозможное возможным и сохранять человечность даже тогда, когда тебя гложут звериные инстинкты собственного выживания.

Повести Джека Лондона в значительно большей степени формировали характер моего поколения, чем рассказы о Ленине, Дзержинском, Кирове или Павлике Морозове. Уж наверняка фильмы о Тарзане нам больше нравились, чем о Василии Ивановиче Чапаеве. Хотя сравнивать их нельзя – разный жанр. Влияние на нас шло с Запада, а не с Востока. Культура Китая или Японии для нас была и остается чуждой, хотя ничего в этом хорошего нет.

Продвигаясь к центру города, я воочию убедился, насколько важную роль в экономике Сиэтла играет самолетостроительная компания «Боинг». Километрами тянулись ее цеха, ангары и аэродромы с готовыми для экспорта знаменитыми «Боингами-747». Теми самыми, которые, не мытьем так катаньем, вытеснили с рынка гражданской авиации наших надежных «Туполевых» и «Ильюшиных». Теперь даже «Аэрофлот» на заграничных линиях вынужден использовать «боинги». Посадка самолетов нашего производства в аэропортах Америки запрещена из-за якобы создаваемого ими чрезмерного шума и загрязнения окружающей среды.

Здесь же, в Сиэтле, находится еще один гигант американской индустрии – компьютерная компания «Майкрософт». Хозяин ее, Билл Гэйтс, вероятно, самый богатый человек в мире и владеет сейчас 40 миллиардами долларов, это такая невообразимая сумма, что у меня даже зависти к нему нет.

Сержант Скотт Хансен из конной полиции города ждал меня на тротуаре с кипой сена и зерном. Он приехал подкормить лошадь и меня заодно, а также объяснить, как добраться до полицейской конюшни.

Далее встретилась мне запряженная парой тяжеловозов карета для перевозки туристов. Управляла ею божественная и прекрасная, как цветной сон, Наташа, в которой бурлила кровь цыганки и американского индейца. Со мной произошла мгновенная трансформация – помолодел я на тысячелетия и готов был пасть перед ней на колени и молить быть любовью моей ежесекундно и до конца жизни.

Вот так же влюбился мой приятель Костя Кузьминский в четырнадцатилетнюю девочку-кровосмешенку, и эта любовь изменила даже его поэтический стиль. Длилось это безумство несколько лет и позволило Косте посвятить любви шедевр в стиле библейской Песни Песен:

– и сказал он: войди, наложница моя, возляг со мной на ложе пурпурное, и умащу я тебя смолами аравийскими, и возожгу черные свечи из жира почечного баранов, и упою тебя винами моавитянскими, и тело твое будет как кифара под рукою моей, и возрадуешься ты, о любовь моя, ласке моей.

– и ответила она ему: а что скажет мать моя, узнав о прелюбодеянии нашем, и как буду я смотреть в глаза людям мааретским, когда смерть предпочтительнее мне, нежели бесчестие.

– и сказал он: о любовь моя, когда ноги твои поют, а тело пляшет, когда плоть твоя сливается с моей плотью, отринь отца своего и мать свою, и что нам взоры и помыслы недостойных рабов наших.

– и сказала она: подчиняюсь тебе, о мой господине, умасти сосцы мои елеем и миррой, возляг на ложе мое и отворю я тебе.

– и познал он наложницу свою на ложе, пурпурным виссоном украшенном, и воспряли чресла его, и стонала она от страсти его, и не было конца черным свечам из почечного жира баранов.

– но, взошедши, солнце осветило их, и увидел он, что то была дщерь его, и восплакал он горестными слезами, и, бия в грудь себя, восклицал: о сколь ложен был мир в душе моей, о единственная, и так, раздирая на себе власы и одеяния, удалился он в пустыню Синайскую, восклицая и плача.

Прекрасно любил Костя, и Безумству Мужчин сложил он песню. Ведь самая интересная и безумная любовь бывает между мужчиной и женщиной, принадлежащими к разным социальным или возрастным группам, когда все окружающие против этой любви, когда любовь безнадежна. Потому и прекрасна была любовь Ромео и Джульетты, что любили они друг друга вопреки ярости враждующих кланов Монтекки и Капулетти, к которым они принадлежали. Тем-то и прекрасна была любовь Кости к девочке на 40 лет его моложе, что не могли они пожениться и счастливо рожать детей. Большая любовь всегда оказывается несчастной, и только тот может быть любим, кто может любить. Вероятно, потому до сих пор меня никто не любил, что я сам любить не умею. Любовь – это способность, но не каждому она дана от рождения.

Но сейчас я готов был влюбиться безумно и свершить содомский грех с Наташей. Длительное воздержание, сами знаете, как сказывается. Была она, к сожалению, при исполнении извозчичьих обязанностей, но сразу же загорелась идеей присоединиться к моей экспедиции. Ну я бы точно ее взял с собой и никогда не прекращал бы путешествия. Может, с этой встречи повернулась бы моя жизнь в лучшую сторону, да потерял ее телефон и не видел больше эту мечту.

Поразили меня резиновые подковы ее лошадей – я давно мечтал о таких для Вани. Оказывается, их изготовляла компания в штате Колорадо, но цена была явно выше моих возможностей. Пришлось вспомнить, кстати, что лучшее – враг хорошего, и ехать дальше со старыми подковами.

Захватывающий вид открывался с набережной на золотисто-голубые воды залива Эллиот и барашки волн пролива Паджет. Сотни яхт и катеров праздно разгуливали по голубому горизонту, нарядные теплоходы и паромы причаливали и отходили от пирсов. Волны туристов бурлили на тротуарах и захлестывали многочисленные кафе и рестораны. А вдоль набережной ходили такие родные, похожие на петербургские, трамваи. Уже много лет, как они исчезли с большинства улиц Америки, а здесь их сохранили и размножили.

А Ваня гордо цокал копытами по набережной, и расступалось перед ним людское море, чтобы опять сомкнуться. Люди приветствовали его, словно заждались, и старались чем-то угостить. Приходилось часто останавливаться, чтобы прокатить детей и поговорить с родителями. Я даже задумался, не остаться ли здесь работать извозчиком. Кстати, только однажды в штате Индиана женщина попросила ее прокатить и вручила мне, протестующему, пять долларов. Это было первый и последний раз; я после этого принял за правило не брать денег за прокат у гостей моей экспедиции, но никогда не отказывался от пожертвований.

Полицейские конюшни находились в глубине парка Дискавери, на территории бывшей военной базы. Ждавший меня в офисе полиции лейтенант Кэрри Гвинн распорядился устроить лошадь в стойле, а мне предложил спать в отведенной для гостей комнате, где был солдатский топчан, покрытый солдатским суконным одеялом. (А вот почему язык мой суконным бывает, я не знаю.)

Будучи сам кавалеристом не только в душе, но и по профессии, Кэрри, несомненно, переоценил мои достоинства, написав в дневнике: «Анатолий, вы ученый и джентльмен. Смельчак, путешествующий по миру и везде находящий друзей. Счастья вам в пути. Будь добр к миру, и мир будет добр к тебе!»

Тэмми Мак-Клинси была единственной женщиной-кавалеристкой в этом подразделении полиции и выразилась она более сентиментально: «Анатолий, теперь я могу сказать, что знала исключительного человека! Счастья желаю в продолжении Вашего путешествия, и держите нас в курсе дел. Конечно же, заботьтесь о Ване. Пожалуйста, не голодайте больше по 40 дней». Вероятно, здесь она имела в виду мой рассказ о двух голодовках по 40 дней, которые я предпринял несколько лет назад, чтобы очистить душу от тела.

Встретивший меня на дороге полицейский Скотт Хансен пригласил к себе на ночь и привез в свой новый, с иголочки дом в пригороде Сиэтла. Для детей он держал пару верховых лошадей, резвившихся за проволочной сеткой, охранявшей пять гектаров его приусадебного участка.

Замечательно, что сержант полиции может позволить себе построить такой дом. В год он получает 60 000 долларов зарплаты, сверхурочные дают ему еще 20 000. В отличие от наших, полицейские здесь почти не берут взяток. Это неудивительно, поскольку, имея такую зарплату, побоишься попасться на взятке. При таком доходе и наш «мусор» был бы образцом честности и нестяжательства.

Еще один важный момент – авторитет этой профессии среди простых американцев непререкаем. Не слышал я, чтобы называли полицейского так презрительно, как нашего милиционера. В каком бы звании полицейский ни был, обращаются к нему уважительно – офицер; а еще существует для них кличка – «коп», сокращенно от английского – copper, кипятильник по-нашему. Часто профессия эта передается по наследству, особенно среди ирландцев и итальянцев.

Мы сидели на веранде, пили коктейль «Кровавая Мэри» и любовались на опять задремавший вулкан Святая Елена, который при извержении в 1980 году изничтожил все живое в радиусе тридцати километров. Мой друг Ростисла в Данов посвятил жизнь поискам снежного человека, называемого иначе йети. Он рассказывал, что этот реликтовый гуманоид, называемый в Америке бигфут (большая нога), был неоднократно замечен в районе этой горы.

По поводу снежного человека мне вспомнилась история, рассказанная английским путешественником и писателем Брюсом Чатвином. В Гималайских горах ему встретился шотландец, приехавший туда в поисках йети. Он искал его по всему миру, но так никогда и не видел. Когда же Брюс поинтересовался, как обстоят дела с поисками Лохнесского чудовища в Шотландии, этот фанатик йети заявил, что только идиоты могут верить в его, этого чудовища, существование.

Рост Данов был одним из таких фанатиков. Ему повезло родиться в петербургской дворянской семье, которая была не полностью вырезана чекистами. Его мама Елена Вацлавовна, из потомственных дворян, смогла передать Росту не только богатство культуры предков, но и их таланты. В нашей университетской компании он блистал эрудицией, писал прозу, стихи, прекрасно рисовал, и дьяконским басом пел религиозные гимны, которых до него я никогда не слышал. Талантов Роста хватило бы на сто человек, ну а биологию он знал лучше большинства наших профессоров. Но вместо того чтобы увлечься модными генетикой, биофизикой или биохимией, он решил заняться поисками снежного человека.

Каждое лето он уезжал с экспедициями на Кавказ или Памир в надежде увидеть реликтового гуманоида либо расспросить людей, встречавших этого йети. На жизнь он зарабатывал ловлей ядовитых змей и сдачей их в питомники. В конечном счете, одна из них ему отомстила за пленение товарок. Будучи на Памире, Рост как-то солнечным утром вышел босиком на лужайку, и маленькая эфа тяпнула его за палец ноги. Его удалось тогда откачать, но почки и печень были капитально расстроены, и Рост уже не мог выезжать в экспедиции за снежным человеком. Исчез стимул его существования на этой земле, и Рост отошел в другой мир, так и не встретившись с неуловимым гуманоидом.

Мне до сих пор больно думать о том, что Ростик так и не успел реализовать многочисленные свои таланты. Удивительно, почему природа так расточительна – она создает уникальных людей, но только единицам дает возможность передать потомкам мудрость и красоту своего восприятия мира. Я тоже не знаю, для чего живу на этой земле. Может, лишь для того, чтобы продолжать искать собственное Лохнесское чудовище, либо йети, которого Ростислав не нашел. Вот и сидел я на веранде, посасывал коктейль через соломинку и ждал появления йети. Снежный человек так и не пришел, возможно, он не переносил запаха спиртного. А ведь у Ростика тоже была проблема с этим зельем.

Утром Скотт договорился о визите на конюшню ветеринара и отвез меня туда. Стив Сисли прослушал и простукал Ваню и нашел его в удивительно хорошем состоянии для лошади, прошедшей за столь короткий срок 6000 километров. Я сам уже заметил, что за последние недели Ваня набрал вес, видимо, готовясь к зиме.

Сержанты Вела и Дрэйн решили угостить меня полдник ом, покатать по городу и показать меня своей начальнице, капитану Тони Мак-Вашингтон. Не удивило меня, что командует ими женщина-негритянка, поскольку при карьерных продвижениях женщины и чернокожие пользуются в этой стране преимуществами перед белыми. Но фамилия Вашингтон с приставкой Мак встретилась мне впервые, не говоря уж об ее мужском имени. В дневнике она написала: «Анатолий, я надеюсь, что ваше путешествие на северо-запад – это все, что вы хотели. Постоянный успех». Что-то в ее стилистике не сочеталось, но женщиной Тони оказалась приятной во всех отношениях.

Значительно менее приятным был визит в русское конс ульство, которое в час дня уже оказалось закрытым – не перегружают себя работой наши ребята. Открытым оставался только офис русской юридической консультации, соседствовавший с консульством. Я попросил ее хозяина расписаться в дневнике, чтобы зафиксировать визит в консульство. (Ума не приложу, зачем мне это было нужно.)

Мурло это русско-протокольное заявило, что его подпись стоит минимум 500 долларов и бесплатно ничего он не подпишет. Это был истинный фрукт нашего дикого российского капитализма. Но даже по его стандартам юрист этот – просто жадный дурак. Мои приятели-полицейские не могли поверить этой истории. Они жили в мире развитого капитализма, а мы только переходим от стадии развитого социализма к недоразвитому капитализму.

Ребята вернулись к своим полицейским обязанно стям, а я решил прогуляться по центру Сиэтла. Атмосфера его была совершенно отличной от Нью-Йорка и других городов восточного побережья. В этом городе не только работают, но и живут. В Нью-Йорке же люди выживают, но не живут.

На рыбном рынке продавцы с таким артистизмом демонстрировали невиданное разнообразие обитателей океана, что казалось – они хотели скорее развлечь публику, чем продать товар. Здесь и прохожие почему-то не плевались и не сморкались на тротуар, а старикам уступали место в транспорте. Здесь и полиция не демонстрировала своего присутствия, как в Нью-Йорке или Бостоне. Там стоящие на углах и скучающие от безделья копы развлекают себя, размахивая и жонглируя дубинкой.

Следующий день был посвящен визитам ко мне в гости, в помещение полиции, любителей лошадей и России. Холт Раффин был директором Международного центра по борьбе за цивилизованное общество и часто ездил в Россию для встречи с ее общественными деятелями. Но у меня в гостях он был просто человеком, вспомнившим свою мечту. Вот и написал: «Анатолий, это было великолепно, встретиться и узнать о вашем путешествии. Вы пример для нас: независимый, живущий просто, но соблюдающий основные человеческие ценности. Счастья вам, пилигрим».

Мне несколько неудобно цитировать такие восхваления. Не стою я их, но ведь они более характеризуют людей, это написавших.

Уже к вечеру приехал брат моей подруги, который несколько лет назад уехал из Нью-Йорка в надежде найти лучшую жизнь на западном побережье. Курт Шутт нашел в Сиэтле то, что хотел, – любовь и душевное спокойствие. Еще существенный момент – он нашел здесь работу по душе. Встретились мы с ним как старые приятели и пили «Смирновскую» водку, говорили за жизнь.

Я поражен был пьяной мудрости после того, как Курт написал: «Анатолий, все, что я пишу, не может сравниться по значению с тем, что ты делаешь. Непрактичность твоего медленного путешествия и недостижимость идей обманчивы. В наше время бессмысленных технологий твое путешествие чрезвычайно практично».

На следующий день наконец-то приехал кузнец Том Райт подковать полицейских лошадей и, заодно, Ваню. Никогда я не видел столь выдающегося мастера своего дела. Да и неудивительно. Ведь ремеслу подковывания он учился в родной Шотландии, славной искусством разведения и ковки лошадей. В стране, где жил великий Вальтер Скотт и где родился Александр Селькирк, прототип Робинзона Крузо. На самом деле Селькирк провел на необитаемом острове Хуан-Фернандес четыре года, но в значительно менее благоприятных условиях, чем Крузо, который 27 лет отмучился на своем райском острове. Питался он, Селькирк, исключительно черепашьим мясом. Это, наверное, еще похуже, чем ежедневно жрать черную икру.

Жизнь Робинзона была бы значительно легче, если бы вместо Пятницы у него в приятелях был Том, знавший кузнечное дело. Он выковал подковы для моей лошади. Перед тем как прибить, он накаливал их и прикладывал к копытам, чтобы сцепление их было плотнее. Выковал он и специальные шипы, удерживавшие подковы в фиксированной позиции. Неудивительно, что это заняло в два раза больше времени, чем у обычного кузнеца, но и берет он за работу соответствующе – 150 долларов. Для меня это было бесплатно.

Хозяйка компании по перевозке туристов в каретах приехала прицениться к Ване. После посещения Канады я планировал проехать на телеге по Австралии, но транспортировка туда лошади с телегой была мне явно не по карману. Пересылка телеги пароходом стоит 4000 долларов. Лошадь можно отправлять только самолетом, и стоит это 20 000, да еще нужно заплатить за шесть месяцев карантина. Я решил по окончании экспедиции продать Ваню в руки тех, кто может его загружать хоть немного, но регулярной работой. Это важно для поддержания тягловой лошади в форме.

Оглавление книги

Оглавление статьи/книги

Генерация: 0.590. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз