Книга: Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления

Улица начинается с обвала

Улица начинается с обвала

Самой известной из крупных построек, появившихся в окрестностях улицы до Великой Октябрьской социалистической революции, является бывший городской училищный дом (Вятская улица, № 28), один из фасадов которого хорошо виден с перекрестка Бутырской и 2-й Квесисской улиц. Городские училищные дома, возводимые на средства московского городского самоуправления, предназначались для размещения трехлетних начальных училищ, которые для большинства юных москвичей оставались единственным доступным учебным заведением.

Сначала училища эти ютились, как правило, в случайных, плохо приспособленных для учения домах или даже отдельных квартирках. Первый, относительно небольшой – всего в два этажа – училищный дом открылся в 1884 году. Назывался он Алексеевским (в честь городского головы) или Рогожским. Его современный адрес – Николоямская (до недавнего времени называвшаяся Ульяновской) улица, дом № 42. Через несколько лет собрат Рогожского дома возник в самом центре Москвы, его адрес: Леонтьевский переулок (москвичам известный как улица Станиславского), дом № 19. В память купца, давшего деньги на строительство, дом стал называться «имени С. А. Капцова», или просто Капцовским. Автором обоих первых училищных домов Москвы был архитектор Д. Н. Чичагов. До 1905 года выстроили еще несколько аналогичных зданий.

После революции 1905–1907 годов строительство пошло быстрее. В 1909 году четко сформулировали требования к новым учебным зданиям. В соответствии с этими требованиями городская управа объявила всероссийский конкурс на проекты училищных домов двух типов: первого – на шестнадцать классных помещений, второго – на двадцать четыре. За проект двадцатичетырехклассного здания первую премию получил К. А. Грейнерт, вторую – К. К. Гиппиус. Лучший проект шестнадцатиклассного училища выполнили В. В. Глазов и В. Н. Основский, вторая премия досталась Н. А. Квашнину.

Премированные на конкурсе работы были положены в основу проектов новых училищных домов строительства 1910 года. Впервые в Москве началось одновременное сооружение сразу шести капитальных и очень крупных по тем временам учебных зданий. Первые три дома строились большими – на двадцать четыре класса. А. А. Остроградский сооружал училищный дом на Девичьем Поле (Большая Пироговская улица, № 9а), который сразу же стал самым эффектным среди своих собратьев. Второй дом на Екатерининской площади (ныне Суворовская, но известная как площадь Коммуны) спроектировал К. К. Гиппиус. А. И. Роопу было поручено строительство третьего двадцатичетырехклассного дома – на Миусской площади. Следующие три дома были поменьше – на шестнадцать классов. Они также стали заметным явлением, их открытие привлекло внимание общественности и прессы. Дом в Стрелецком (ныне Костянский) переулке строил архитектор В. Н. Основский, по Коломенской (ныне Рабочая) улице – З. И. Иванов, по Новобасманному переулку – Н. А. Квашнин.

Скорость ввода в строй таких нужных безграмотной Москве зданий нарастала, все шло хорошо. Но осенью 1911 года произошла катастрофа, резко поубавившая восторги и заставившая присмотреться к тому, как велось муниципальное строительство в городе.

Очередной училищный дом (на шестнадцать классов) возводился в Бутырках. Выполнил проект и наблюдал за работами почтенный И. П. Машков – участковый архитектор, бессменный товарищ председателя Московского архитектурного общества. В его послужном списке – десятки солидных зданий, позже, в годы советской власти, он занимал ответственные посты в органах строительного надзора.

Бутырский училищный дом. Архитектор И. П. Машков. 1912–1913 гг.

Руководил строительством инженер С. М. Серебровский. Он же стал инициатором применения в здании разработанных им «кирпично-железных перекрытий по системе инженера Серебровского». Широковещательная реклама превозносила великие достоинства «системы», однако на самом деле до Бутырского училища подобные перекрытия были реализованы всего лишь в двух постройках в Туле. Суть гениального изобретения Серебровского состояла в заполнении промежутков между уложенными вместо балок рельсами кирпичной кладкой, связанной железными полосами, и даже на первый взгляд вызывала сильные подозрения. Методов расчета подобных перекрытий у техников управы не имелось, однако Серебровский предложил какие-то эмпирические формулы для обоснования прочности.

Вот тут-то и сказалась слабая техническая подготовка Машкова, который в свое время закончил лишь Училище живописи, ваяния и зодчества. Слушателей его архитектурного отделения учили в основном красиво рисовать. Из года в год будущим архитекторам задавали одно и то же – составить чертежи фасадов и планы какого-нибудь крупного здания фантастического назначения (например, «Великокняжеского дворца на берегу южного моря») в определенном стиле. О том, с помощью каких приемов будут реализовываться грандиозные проекты, особо не задумывались. Для перекрытий предполагались традиционные каменные своды или деревянные балки.

Между тем в начале XX века в Москве сооружались не фантастические, а вполне реальные заводские цеха, вокзалы, универмаги, в практику входили новые стройматериалы – бетон и железобетон, сталь. На их основе создавались десятки новых конструкций, разработанных как серьезными специалистами, так и доморощенными изобретателями. Их усердно рекламировала печать. В лабиринте этих «систем» подобно слепым котятам блуждали не владевшие сложным математическим аппаратом, лишенные технической интуиции «классные художники архитектуры», то и дело попадая впросак. Наверное, не раз с горечью вспоминал Иван Павлович свое решение применить перекрытия Серебровского.

Катастрофа произошла 11 октября 1911 года в тыльной части здания, обращенной к Бутырской улице. В это время на третьем этаже четырехэтажного дома работали штукатуры: Старостины – отец и сын, Евстифеев, Артамонов и Деркачев. Над ними, на чердаке, что-то спешно доделывал кровельщик Прохоров. Ночью уже подмораживало, а день выдался теплый. В середине рабочего дня с потолка закапала вода. К сожалению, рабочих это не насторожило. Не смутило их и начавшееся в шестом часу потрескивание потолка. Рабочие спешили завершить свое дневное задание. Лишь старший Старостин по каким-то делам ушел в другое крыло.

В половине шестого вечера висящие между рельсами кирпичи потолка четвертого этажа рухнули вниз всей своей плотной массой. Легко проломив пол и перекрытия, свалились на третий.

Посчастливилось Артамонову – он стоял недалеко от двери и успел броситься в нее. К месту обвала сбежались рабочие со всего дома. Прежде всего их внимание привлек Прохоров, успевший зацепиться в падении за обломок балки четвертого этажа и отчаянно вопивший, вися над огромной дырой. Пока внизу собирались подать ему лестницу, кровельщик сорвался, тяжело рухнув на груду кирпича. Через пять минут из этой кучи удалось извлечь Евстифеева с многочисленными переломами и смятой грудной клеткой. Его состояние было безнадежным.

Через полчаса прискакали пожарные, за ними прибыло начальство – брандмайор Н. А. Матвеев и вездесущий помощник градоначальника В. Ф. Модль. При свете ацетиленовых фонарей раскопки продолжались. Лишь в начале восьмого из-под обломков извлекли два страшно изувеченных трупа – с разбитыми головами, расплющенными лицами, вдавленными грудями. Над телом девятнадцатилетнего Старостина кричал его отец, сам уцелевший совершенно случайно.

В результате обвала в левом крыле здания образовалась огромная (примерно 10 на 10 метров) дыра, связавшая в одно пространство третий, четвертый этажи и чердак. Сверху свисали металлические балки, обломки досок пола, кое-где висели остатки «перекрытий системы Серебровского».

Отвечавший за постройку архитектор представлял видную фигуру в городской строительной администрации, а потому дело об этом обвале относится к числу наиболее туманных. Складывается впечатление, что управа отнюдь не горела желанием определить точную причину аварии и ее виновников. Материалы по делу об обвале перекрытий училища на Бутырках были переданы прокурору «без привлечения к ответственности определенного лица». Зато сразу же после обвала было остановлено строительство училищного здания на Миусской площади, где также использовалась «система Серебровского», – до окончания расследования.

Перекрытия обрушились в результате сочетания ряда неблагоприятных факторов, главным из которых стали низкая надежность примененной конструкции, ее малый запас прочности и слабая устойчивость к нарушениям технологии. При надлежащей тщательности работ обвала могло и не произойти (в остальной части здания перекрытия устояли). Но, как это уже неоднократно бывало, строительный подрядчик торопился сдать работы, а надзиравший за строительством архитектор не имел достаточной твердости, чтобы прекратить допускавшиеся нарушения. Уложенный в холоде раствор не мог набрать нужной прочности, а различное температурное расширение кирпича и связывавшего его железа довершило процесс разрушения.

Кстати, октябрь 1911 года подтвердил своеобразное правило – обвалы в Москве редко происходят в одиночку. Всего за четыре дня до катастрофы на Бутырках аналогичное происшествие было зафиксировано на стройке огромного жилого дома Художественного общества (ныне двор дома № 21 по Мясницкой улице). Здесь 7 октября в ходе работ рухнул потолок восьмого этажа, придавив и изувечив троих молодых рабочих.

Весной 1912 года строительство училищного дома возобновилось. Уцелевшие перекрытия были тщательно осмотрены и укреплены. Обрушившаяся часть восстановлена. В том же году здание вступило в строй. Свое образовательное назначение оно сохранило до наших дней – в нем работает детская музыкальная школа.

Прочая же застройка улицы представляла собой деревянные хибарки или двухэтажные кирпичные полужилые-полуторговые домишки. В таком виде и встретили Бутырки 1917 год.

Оглавление книги